После конфликта на кыргызско-таджикской границе, в котором пострадали 190 кыргызстанцев, погибли 36 человек, а более 40 тысяч людей оказались эвакуированными, в зону инцидента потекли караваны гуманитарной помощи. Направили туда и медиков различной специализации, в том числе психологов и психиатров.
Заведующая подростковым отделением Республиканского центра наркологии Салтанат Омурдинова была в составе одной из групп и уже вернулась в Бишкек. Она рассказала 24.kg о состоянии здравоохранения на краю Кыргызстана, жалобах людей, оказавшихся в конфликтной зоне, и том, чем хронический стресс опаснее острого.
— Вы около недели провели в пострадавших селах Баткенской области Кулунду, Максат и Арка. Какое там состояние здравоохранения?
— Мне кажется, и без этого военного конфликта все эти села находились в плачевном состоянии. Я объездила почти весь Кыргызстан и видела много сел, но именно этот край страны как будто совсем забытый. Люди живут сами по себе. На три села (примерно 5 тысяч населения) всего один врач по всем проблемам. Это ведь ненормально! У меня было просто шоковое состояние от увиденного — как живут люди, в каком состояние их здоровье. Очень грязно, пыльно, чистая питьевая вода не везде, никаких условий.
Здравоохранения там нет. Мы приехали туда как врачи психиатры, оказывающие именно психологическую помощь. Но по факту к нам обращались люди с абсолютно разными проблемами: кардиологическими, гинекологическими, эндокринологическими.
Салтанат Омурдинова
Почти 90 процентов женщин, обратившихся к нам, имеют зоб, который видно уже невооруженным глазом. Женщины худенькие, маленькие, анемичные.
Очень многие подростки страдают энурезом. Это заболевание довольно просто лечится, но родители, видимо, просто не обращались к врачам.
— Почему?
— Они даже не понимают, что это плохо. При зобе, к примеру, отмечается раздражительность, сонливость, тахикардия. Это вялотекущее заболевание, и со временем человек просто адаптируется к этим симптомам.
При критических состояниях они, конечно, обращаются в стационары областного и республиканского значения, едут в Бишкек. На те проблемы, что не требуют лечения здесь и сейчас, люди не обращают внимания.
Несколько лет назад в ординатуре ввели год общеврачебной практики. Где же эти врачи, которые должны были решить проблему дефицита кадров на периферии хотя бы на один год? Нет их. Под периферией часто понимают Нарын и Ош, хотя там есть врачи, а такие села, как Арка и Максат, остаются без внимания. Хотя бы по одному врачу туда отправить.
В селе Арка мы принимали в небольшой комнатушке, типа творческого центра, которая еле дышит. В Кулунду — в деревенской поликлинике, в Максате — возле сгоревшей школы.
Нужно строить медучреждения. Чтобы это был не старый сарайчик, а новое помещение. В Баткене, к примеру, в 2019 году возвели шикарную поликлинику с хорошим оборудованием. Почему нельзя построить такой же центр на несколько сел или хотя бы небольшую группу семейных врачей (ГСВ)?
Туда нужно приезжать огромными бригадами обычных терапевтических врачей и оказывать помощь. У людей нет элементарного доступа к поликлиникам.
Салтанат Омурдинова
— Расскажите о психическом состоянии пострадавших. Достаточно ли психологов приехало?
— У многих острая реакция на стресс. Мы купировали острые состояния. Снять тревогу, стресс — это медикаментозная работа. С этим должны работать только психиатры или хотя бы клинические психологи. Наркологи проходят первичную подготовку по психиатрии, поэтому мы можем работать.
Посттравматическое расстройство развивается минимум через месяц, а обычно через 2-3 месяца до полугода.
Вот тогда уже будет нужна психологическая помощь. Сейчас же вести беседы с пострадавшими неэффективно. Они находятся в остром состоянии, в стрессе, и вытаскивать все эти воспоминания снова и снова неправильно.
Мы были в травматологическом госпитале в Исфане, где лежат раненые военные и пленники. Они признались, что устали от постоянных психологов, неправительственных организаций, журналистов и других лиц, постоянно задающих вопросы. Люди пытаются успокоиться, забыть пережитое, но им не дают такой возможности.
Мы можем получить обратный эффект, когда помощь идет во вред.
Салтанат Омурдинова
Пострадавших нужно оставить сейчас в покое и лечить физиологически, соматически и медикаментозно купировать состояние стресса. Через месяц-два можно проводить групповые сеансы. Сейчас обычным психологам, которые не имеют клинического образования, там делать нечего. Иначе будет только хуже. Это как по тонкому льду идти.
Одноразовые вылазки психологов к глобальному эффекту не приведут. Сейчас это больше похоже на имитацию бурной деятельности.
— Каковы признаки стрессового расстройства?
— Стандартные симптомы — нарушение сна, учащенное сердцебиение, чувство страха. Многие пострадавшие не могут даже понять, что у них состояние стресса или тревоги. Они специфично описывают проблемы со сном, ощущение «стука сердца» в ушах и другое.
— Это не первый приграничный конфликт. Люди годами живут там в напряжении. Какие могут быть последствия для психики?
— Небольшой, но хронический стресс гораздо хуже, чем острый стресс. Его тяжело и дольше лечить. Действительно нужна терапия, но не просто — давайте поговорим, подышим, сделаем гимнастику. Нет.
Людям нужна безопасность на долгое время. Им нужно дать возможность учиться, работать, зарабатывать.
Салтанат Омурдинова
— Вы отметили дефицит врачей и привычку граждан не обращаться за медицинской помощью. Чем может быть опасен стресс, если его оставить без внимания?
— Все зависит от индивидуальной стрессоустойчивости человека. Влияние стрессового фактора может быть одинаковым на всех, но каждый может реагировать по-разному. Один понервничал и живет дальше, справился с проблемой. Другой же человек может не справиться самостоятельно. Стресс сначала вырастет в тревожность, человек начнет переживать абсолютно за все, бояться повторения ситуации. Многие сейчас боятся именно этого.
После тревожного расстройства, если не прорабатывать этот момент, нервная система начнет истощаться. Может наступить депрессия. Сначала это будет легкое депрессивное состояние, а постепенно может перейти в тяжелую клиническую депрессию, где одной психотерапией уже не справиться. Нужно будет подключать тяжелую медикаментозную артиллерию.
Во-вторых, может начаться алкоголизация, которая на подходящем фоне быстро перейдет в хроническую. Возможна наркоманизация, агрессия.
Для кого-то этот тяжелый стресс может стать пусковым механизмом, почвой для дальнейшего развития других расстройств.
— Как долго людям потребуется реабилитация?
— Сейчас они заняты другим, им не до нас. Приезжает огромное количество гуманитарной помощи, люди занимаются бытом, ищут пропитание, думают о том, чтобы не остаться без крыши над головой.
Но через месяц (до полугода) будет нужна реабилитация стопроцентно. Вот тогда потребуются психологи. Многие мужья, отцы в России на заработках, а женщины и дети в Баткенской области живут сами по себе. Женщины более подвержены тревожности. Детей надо правильно реабилитировать.
Реабилитация должна быть комплексной. Не только работа с психологами и гумпомощь важна, надо улучшать инфраструктуру, направить туда врачей и учителей, дать образование детям, улучшить медицину, обучить женщин. Помощь рано или поздно закончится, а как людям дальше жить? Нужно дать им работу, возможность зарабатывать самим, переключить внимание людей. Высокий интеллект — уже возможность как-то помочь самому себе.
