Кровопролитие режиссировали зарубежные спецслужбы. Алексей Елисеев о 7 апреля

Девять лет назад в Кыргызстане второй раз в результате народных волнений сменилась официальная власть. Президент страны Курманбек Бакиев после переговоров с оппозицией вынужденно бежал из страны. Власть перешла временному правительству.

Спорность мирных целей сторонников оппозиции оспаривают до сих пор.

Каждый год накануне годовщины трагических событий, произошедших в Бишкеке, СМИ предоставляют слово очевидцам и непосредственным участникам.

24.kg поговорило с тем, кого называли и называют самым близким другом младшего сына свергнутого президента, кого считали и считают основным стратегом далеко идущих семейных планов Бакиевых, кого называли и считают мозговым центром Максима Бакиева, — Алексеем Елисеевым.

— Алексей, скажите, в какой стране вы обосновались, просили защиты, какой у вас статус?

— Последние девять лет живу в Латвии, где еще в начале 2011 года получил политическое убежище. Сейчас у меня собственная адвокатская практика.

— 7 апреля 2010 года вы находились в США в составе делегации Кыргызстана. О трагических событиях, произошедших в Бишкеке и повлекших смену власти, вы узнали из новостей. Как восприняли происходящее?

— Мне сразу стало очевидно, что в Кыргызстане совершен спланированный и тщательно подготовленный вооруженный государственный переворот, организованный иностранными спецслужбами.

В целях собственной безопасности я содержал в силовом блоке штаба Алмазбека Атамбаева своего информатора.

Он заблаговременно сообщил, что готовится насильственный захват власти. В центре города организованы тайники с оружием и боеприпасами. Какие-то боевики оформлены охранниками в несколько казино, чтобы иметь легальные основания передвигаться с оружием и специальными средствами. А все мероприятия курируют извне.

Но в успехе мятежа свою роль сыграли, конечно, откровенная слабость властей и элементарное предательство спецслужб. Вернее сказать, с их стороны это даже не измена присяге.

Просто кадровые российские чекисты, направленные под прикрытием в ряды кыргызских органов безопасности, выполнили приказ своего реального командования. А политическое руководство нашей страны, наоборот, показало полную недееспособность.

Это для меня стало неприятным сюрпризом и предопределило дальнейшее отношение к происходящим событиям.

— Что же ваш информатор не предупредил о подготовке переворота?

— Он предупредил, и я передал информацию силовым органам. Но меня успокоили, что у них все под контролем.

— Как воспринял происходящее Максим Бакиев?

— Я прилетел в Вашингтон раньше основной правительственной делегации. У меня были запланированы отдельные встречи с руководством МВФ и Всемирного банка. Максим вместе с другими членами делегации прилетел в США только 7 апреля по американскому времени. То есть я его увидел тогда, когда в Бишкеке было уже 8 апреля и власть захватило временное правительство. Насколько я понимаю, все основные трагические события у «Белого дома» он пропустил, находясь в трансатлантическом многочасовом перелете.

Откровенно говоря, мне тогда было не до Максима Бакиева. Утром 7 апреля, когда в Бишкеке был вечер того трагического дня, меня с послом Кыргызстана в США Замирой Сыдыковой вызвали для консультаций в Госдеп. Оказалось, на тот момент я был самым высокопоставленным кыргызским чиновником на территории США. Американское правительство хотело получить всю картину происходящего и понять, с кем дальше иметь дело.

Мне еще ночью 7 апреля стали приходить из Бишкека предложения о сотрудничестве с новыми властями. Они боялись, что американцы могут поддержать Бакиевых.

Но тогда я четко решил, что политические игры, замешанные на крови и подлости, мне не нужны. Я пассивно выслушал высокопоставленного американского чиновника и сказал, что им наверняка гораздо лучше известно о происходящем.

Когда же Максим Бакиев долетел до Вашингтона, все официальные контакты американских властей с ним уже отменили. Он улетел из США. А я занимался личными вопросами — организовывал выезд из Кыргызстана семьи и родителей.

— Какие отношения вас связывали с Максимом Бакиевым? Многие утверждают, что вы были одним из самых близких друзей и даже могли влиять на принятие решений...

— Лица, совершившие госпереворот, превратили любые отношения с Максимом Бакиевым в позорное клеймо. То есть причисленным к его кругу отказывали в возможности иметь в Кыргызстане какие-то права и свободы. Хотя многие из этих товарищей сами были с Максимом более чем в близких отношениях. Справедливости ради скажу, что друзьями мы с Максимом Бакиевым никогда не были. Для меня дружба — более личное и важное отношение, чем сотрудничество по работе.

Наверное, я должен считаться знакомым с ним со времен учебы в КРСУ, где на пятом курсе я преподавал в их группе международное частное право. Но, честно сказать, в то время я его не помню. Было много студентов, которые ходили на лекции, сдавали зачеты и экзамены.

Вопреки навязанному обществу мнению, на государственную службу я пришел без протекции Максима Бакиева. Для переговоров по «Кумтору» и в ЦИК меня пригласил Медет Садыркулов.

Генеральным директором Фонда развития я стал по итогам публичного конкурса.

Конечно, в адвокатской практике я сталкивался с клиентами, которые имели какие-то деловые или дружеские отношения с Максимом Бакиевым. В те времена в деловой среде Кыргызстана таких было большинство. Тот же Белоконь, Надель, Карибжанов и многие другие. Фамилии людей, продолжающих бизнес в Кыргызстане, по понятным причинам называть не буду. Но там были исключительно адвокатские услуги, а в качестве своего клиента Максима я никогда не идентифицировал.

А вот с октября 2009 года, когда я пришел работать в ЦАРИИ, наши служебные отношения с Максимом Бакиевым действительно стали тесными. Меня назначили его первым заместителем, мы общались ежедневно по многим рабочим вопросам. В тот период он, мне кажется, прислушивался к моему мнению.

Скажу больше, я горжусь нашей совместной работой на государственной службе.

Может быть, за пять с небольшим месяцев существования ЦАРИИ мы успели реализовать не так много проектов. Но изучено, запланировано, концептуально и технически разработано множество идей, которые коренным образом изменили бы и улучшили экономику и деловую среду Кыргызстана. Многое из нашей работы составляло государственную тайну. Новые власти предпочли поверхностную и часто недостоверную информацию от оставшихся на государственной службе рядовых сотрудников агентства, которых даже не допускали к реальным договоренностям. Скандал с модернизацией ТЭЦ — тому пример.

— Общаетесь ли сейчас с Максимом Бакиевым? Если нет, то почему?

— Сейчас активно не общаюсь. Нет общих вопросов, тем или интересов. Но для меня не проблема связаться с ним, если надо. Я поддерживаю контакты со всеми, кто не сделал мне откровенную подлость.

Даже с представителями новых режимов и участниками госпереворота. Конечно, за исключением тех, кто причастен к травле моего отца, в результате чего он скоропостижно скончался в сентябре 2010 года. Мы даже не смогли похоронить его на родине. А рискнувшие прийти на его поминки в Бишкеке подверглись дополнительным репрессиям.

Организаторов и исполнителей этой травли я никогда не прощу и найду в рамках закона способ отомстить им.

Ко всем остальным у меня нет, что называется, личной неприязни. Это политика.

— Прошло девять лет, эмоции улеглись. Можете ли трезво оценить то, что произошло? Считаете ли, что оппозиция была права, решив сменить власть?

— Мое отношение к произошедшему не изменилось. Никакая оппозиция власть не меняла. Все произошло при организации и силами сотрудников иностранных спецслужб, а наши простые граждане, к сожалению, играли роль массовки, в том числе под воздействием психотропных препаратов. Я не отрицаю, что среди митингующих были люди, критично настроенные против режима Бакиева и желающие его свержения. Но никогда не поверю, что кыргызские ребята стали бы стрелять в своих только для разогрева толпы.

Профессионалы срежиссировали кровопролитие и беспорядки. А обе стороны, как оппозиция, так и свергнутый режим, попались на эту удочку. Оппозиция в результате получила власть и никогда не признает эту горькую правду. Приятнее рассказывать о революции и замаравших себя кровью тиранах.

С другой стороны, смещенные в результате переворота власти оказались слабы и не имели достаточной поддержки народа. Зависимость от трудовой миграции в Россию только усугублялась. Во власти и спецслужбах оставались иностранные сателлиты и прогнившие коррупционеры. У страны не появилось идеологии и государственной идентичности. Метания во внешней политике также не прибавило устойчивости режиму.

Поддержка подхалимов заканчивается с лишением кресла, а сам народ относится к любой власти с апатией и презрением.

— Чувствуете ли свою вину в произошедшем?

— Однозначно нет. В рамках своих полномочий и возможностей я всегда старался сохранить и приумножить государственные активы, улучшить инвестиционный климат, запустить реальные производства, защитить государственные и общественные интересы.

Например, я разработал и при мощнейшем сопротивлении парламента, судей и администрации президента пролоббировал антирейдерские законодательные поправки, защищающие собственность. В результате достигнутых с моим участием договоренностей по «Кумтору» наше государство получило дополнительные выплаты в бюджет, активы и освобождение от обязательств на сумму более $4 миллиардов.

Я не дал растащить и сохранил вверенный Фонду развития российский кредит. Более того, под моим управлением фонд всего за полгода получил $2,4 миллиона чистой прибыли.

Мы реанимировали выпуск продукции на поликремневом заводе в Таш-Кумыре. Практически заброшенный город ожил. Я никогда не забуду, как радовались местные мальчишки, которым мы помогли с тренировками, когда их футбольная команда с первого раза вышла в республиканский финал Кубка президента. Конечно, это укрепляло режим Бакиева и вызывало ярость оппонентов власти, что и обусловило их особую ненависть ко мне. Но я этим горжусь!

Мне абсолютно не стыдно, что я работал в ЦАРИИ заместителем Максима Бакиева. С учетом структуры государственной власти и политического управления того периода оно было самым честным и наиболее адекватным госорганом без притворства, местечковых интересов и излишней бюрократии. Те, кто принимал государственные решения, честно получили официальные должности, а не кукловодили из-за кулис.

Можно было оставаться в стороне и критиковать семейно-клановый режим, несправедливость и государственную глупость. Но появилась возможность сделать что-то хорошее для страны. Исправить то, что казалось неправильным.

Реализовать свои профессиональные амбиции в конце концов. Я выбрал второе. Сделать это в нашем государстве возможно только в сотрудничестве с правящей системой.

Кстати, по моей работе в ЦАРИИ не высказали никаких претензий даже так называемые революционеры.

— Вы были вхожи к президенту Бакиеву? Как вы считаете, мог ли он или его брат Жаныш отдать приказ стрелять в людей?

Приказ стрелять в людей на площади отдавали за пределами нашего государства. На мой взгляд, вина Бакиевых перед народом и государством в другом — они допустили это кровопролитие.

Имея всю полноту власти и контролируя все государственные институты, они не смогли предупредить и пресечь искусственно спровоцированные беспорядки с участием относительно небольшого числа людей.

Государственная система оказалась карточным домиком. Что даже к лучшему.

Вот если бы после стольких жертв власть устояла, тогда мне бы пришлось что-то для себя решать и делать выбор. В любом случае я был бы не готов работать с режимом, который в результате трагических событий вынужденно трансформировался бы в жесткую диктатуру с кровью на руках.

— У вас целый букет приговоров. В совокупности сколько лет вам дали и по скольким делам?

— В отношении меня нет и не могло быть никаких юридически значимых приговоров. Все это профанация в целях политически мотивированного преследования, разграбления моего имущества и сведения личных счетов. Подобную глупость можно скормить обывателю. Но каждый юрист знает, что для вынесения судом приговора необходимо, как минимум, предъявить официальное обвинение.

По нашим законам предъявление обвинения означает личное вручение фигуранту уголовного дела постановления о его привлечении в качестве обвиняемого с разъяснением сути обвинения. Для этого вызывают официальной повесткой. Если его местонахождение неизвестно, то фигуранта уголовного преследования объявляют в розыск, а обвинение ему предъявляют только после обнаружения и доставки к следователю. В суд дело могут передать только после вручения обвинительного заключения, без этого процесс начинать нельзя.

Заочные обвинения в Кыргызстане законом не разрешены. Бывают только заочные судебные разбирательства.

Они допускаются в отношении лиц, которым обвинение предъявили очно с личным вручением обвинительного заключения, но которые уклоняются от явки в суд. Это элементарные основы уголовного процесса.

За девять лет мне не предъявили ни одного обвинения. Более того, никогда не вызывали к следователю. Меня никогда не уведомляли о судебных заседаниях по уголовным делам с моим участием. Невозможно сослаться и на то, что мое местонахождение неизвестно.

Еще в апреле 2010 года я официально сообщил прокуратуре о координатах для передачи мне любых документов и процессуальных контактов. После в кыргызские суды я подавал различные гражданские иски, в том числе к Генеральной прокуратуре, с приложением официальных справок об адресе моего постоянного проживания.

Я периодически официально получаю судебные повестки из Кыргызстана по гражданским и экономическим делам, запросы Генпрокуратуры с просьбой предоставить информацию в качестве свидетеля.

При таких обстоятельствах утверждать, что меня реально осудили в Кыргызстане в рамках действительного с правовой точки зрения уголовного процесса, могут только люди с очень больным воображением. Кроме того, по закону сроки тюремного заключения дают за преступления. В моем случае лица, совершившие государственный переворот, устроили информационную шумиху только ради лишения меня возможности вернуться в Кыргызстан.

Воспользовавшись моим отсутствием, члены временного правительства похитили со счетов в Национальном и коммерческих банках деньги Фонда развития в сумме более $230 миллионов, разграбили имущество мое и моих клиентов.

Дошло до абсурда — в моем доме открыли училище для судей. То есть судебная система Кыргызстана уже пристрастна в любых вопросах, касающихся меня.

Наконец, ради лишения меня права на защиту власти даже внесли изменения в Конституцию, отказавшись признавать верховенство международного правозащитного законодательства и обязательность решений органов ООН по защите прав человека. При этом я на уровне президента объявлен угрозой суверенитету и национальной безопасности Кыргызстана. Конечно, такое преклонение и страх перед моей персоной льстят.

— Тем не менее намерены ли вы как-то защищать свои права, если да, то где и как?

— Еще в 2014 году Комитет ООН по правам человека принял к рассмотрению мою жалобу против Кыргызстана о нарушении ряда положений пакта о гражданских и политических правах. В этом или следующем году мои претензии должны рассмотреть по существу. Далее последуют конкретные материальные требования к правительству на сотни миллионов долларов по возмещению стоимости похищенного у меня имущества. Как говорил классик современности — работаем.

Параллельно запускаю различные юридические механизмы по преследованию частных лиц, которые путем использования коррупционных связей с новыми властями захватили мое личное имущество и активы моих клиентов.

Заводы, банки, гостиницы, объекты наружной рекламы, объекты недвижимости и бизнеса как-то неожиданно и без участия владельцев поменяли хозяев.

Сейчас разбираюсь, кто все эти уважаемые люди, в том числе в ранге депутатов и крупных бизнесменов. У многих этих воришек и скупщиков краденого отыскались инвестиции и накопления в Европе и США. Их источник происхождения, мягко говоря, вызывает вопросы. Поэтому, возможно, компенсацию за похищенное с богатых казнокрадов получится взыскать быстрее, чем с нищего государства.

— В Кыргызстане у вас были недвижимость, предметы роскоши, личный транспорт? У вас все конфисковали или вы смогли скрыть или сберечь какие-то богатства?

— 4 апреля 2010 года из Кыргызстана я уезжал в командировку, а не в эмиграцию. Взял только то, что нужно для недолгого путешествия и деловых встреч. Больше ничего материального не осталось. Все разграбили «революционеры».

Но, самое главное, я сберег семью и родных. Пришлось начинать финансовую и профессиональную жизнь с нуля. Горжусь, что сейчас мой жизненный уровень на новом месте не хуже того, что был раньше. Зарабатываю достаточно, чтобы не жалеть о потерянном в Кыргызстане.

В Бишкеке никаких предметов роскоши у меня, конечно, не было. Дома остались какие-то семейные реликвии, фотографии, боевые ордена деда и другие лично значимые вещи. К примеру, таш-кумырские ребята, футбольную команду которых мы финансировали, после выхода в финал республиканского кубка в благодарность подарили подписанный ими футбольный мяч. Вот его жалко.

— С кем из бывших бакиевских кадров вы сейчас общаетесь?

Бакиевскими кадрами была вся республика. По крайней мере, практически вся ее политическая и бизнес-элита. Многие до сих пор во власти.

Со многими из них поддерживаю контакты и не обижаюсь на их публичные проклятия в мой адрес. Таковы правила игры. Называть конкретные фамилии не буду.

Если же речь о людях, покинувших Кыргызстан в результате апрельского переворота, то большая часть из них вообще пропала из виду. Остались несколько близких по духу людей, которым я помогаю как могу. Все они как-то интегрировались в новую жизнь. Их персональные данные я не раскрою, поскольку они клиенты моей адвокатской практики.

— Вы часто говорите, что у вас, как адвоката, среди клиентов есть много персон из Кыргызстана, бывших высокопоставленных чиновников. Что они хотят? Какой справедливости ищут в судах?

— Мои клиенты, включая кыргызских, ищут безопасности и защиты от политического преследования. К примеру, благодаря моей адвокатской помощи число граждан Кыргызстана, получивших статус беженца в Латвии, составило около 15 процентов от всех, кто получил здесь убежище. Пополнились ряды политических эмигрантов и в других странах ЕС.

— Оказываете ли вы адвокатские услуги нынешним высокопоставленным кыргызстанцам?

— Да. Пишу в их обращениях об убежище, что они «герои народной революции и жертвы уже нового режима». Это и есть профессиональная адвокатская деятельность. Такова ирония судьбы.