В Кыргызстане 12 декабря отмечают день рождения Чингиза Айтматова. Своими воспоминаниями о великом творце поделился народный писатель КР, бывший министр культуры КР Султан Раев.
«В этот день родился не просто писатель, а зародилась новая эпоха кыргызской истории. С этим именем напрямую крепко связаны вершины кыргызской духовности и свободомыслия... В этот день начался великий век гения», — пишет он.
Редакция 24.kg публикует отрывок из «Эссе о Чингизе Айтматове (Штрихи к будущей книге)» Султана Раева.
Айтматов и Беркут
Это было время, когда Чингиз Торекулович только вернулся из своего посольства (в Европе) в Бишкек...
Прошла лишь пара дней.
Вдруг, резко открыв дверь, в мой кабинет вошла моя секретарша. Она была взволнована. Задыхаясь от волнения, она остановилась на мгновенье.
— Султан Акимович, пришел Чингиз Айтматов... — сказала, наконец, она. Волнение моей секретарши передалось мне, и я, вскочив с места, подскочил к двери и, распахнув ее, увидел в приемной Чингиза Айтматова. Я был в замешательстве от того, что такой великий человек ожидает в моей приемной. Позже я спросил секретаршу: «Что же ты сразу не провела его в мой кабинет?» Оказывается, только войдя в приемную, Чингиз сказал ей: «Не надо отвлекать занятого делом человека, ты, дочка, лишь пойди и передай, что я пришел...»
Тепло поздоровавшись с Чингизом-ага, мы вошли в кабинет. Великий писатель, спросив меня в первую очередь о здоровье и делах, взглянул на картины на стенах, увидел свою фотографию, вывешенную на видном месте, и сказал: «В это время я был помоложе...»
— Я шел из МИДа и, решив, что лучше сделать два дела сразу и зайти к министру культуры, зашел к тебе, — сказал он.
— Кстати, я заканчиваю, наконец, чтение твоего романа, все руки как-то не доходили... Даже неудобно перед тобой... Ты знаешь, какова жизнь писателя: лишь только какая-нибудь мысль или идея придет в голову, так и о себе забываешь, — сказал Чингиз, делая глоток чая.
Действительно, прошло более двух лет, как я давал ему на прочтение рукопись своего романа («Кара»). Но не только чтение Чингизом Торекуловичем романа, а только то, что он подержал его в своих руках, — это уже какая гордость для меня, какое вдохновенье.
— Немного осталось... Если все так же будет продолжаться, то, возможно, хороший роман выйдет... Ты знаешь, что писатель все свои силы направляет на завершение, финал произведения, даже все само произведение пишется только для этого завершения, этого финала, — сказал он.
Чингиз -ага показался мне тогда немного уставшим. Возможно, это от того, что ушел со службы, или мне это только показалось... Все его состояние, настроение, весь его внутренний мир были выражены на его лице. Отчего-то он был мрачен, без настроения. Наверное, поэтому... у меня не хватило духу сказать ему что-нибудь о его посольской службе.
В 2004 году в одной из наших бесед я задал достаточно много вопросов Чингизу агаю, на которые он подробно ответил. Позже эту беседу опубликовали. (По предложению Чингиза Торекуловича эта наша беседа была включена в его восьмитомное собрание сочинений под названием «Любовь сотворила вселенную, сама любовь вечна».) Тогда он так ответил мне: «В каком бы уголке мира мы бы ни находились, рано или поздно мы обязательно возвращаемся туда, где мы родились и выросли... Не зря, видимо, говорят о месте, где тебе была перерезана пуповина... То место, где была перерезана моя пуповина, никогда не покидает мои мысли...». Тогда, кажется, я не смог задать ему тот вопрос, который был у меня тогда на языке...
Мы долго беседовали с Чингизом Торекуловичем. Наконец он сказал мне: «Ладно, министр культуры, я пойду... Должно быть, тебя уже много людей дожидается в приемной...» — и поднялся со своего места. Прощаясь, он сказал мне: «Других слов нет? Кажется, мы уже обо всем переговорили». Что такое эти «другие слова», я понял через два дня. Выяснилось, что при посещении МИДа Чингизу -ага сказали о должности генерального секретаря ТЮРКСОЙ. Но в тот день эти «слова» еще не дошли до меня...
Я вышел с ним из кабинета. Действительно, в приемной меня ожидали пять-шесть человек. Чингиз-ага поздоровался со всеми. Мы вместе вышли из здания...
Провожая его, мы прошли вместе с ним от здания Министерства культуры до Чуйского проспекта. Я предлагал ему: «Может, довезут вас до нужного вам места на машине?», но он отказался, сказав: «Я уж соскучился по ходьбе». Душой я понял, сколько глубокого смысла заложено в этих простых его словах. Ведь человек хочет почувствовать родную ему землю своими ногами, своими подошвами...
Разговаривая с Чингизом Торекуловичем о том и об этом, кажется, я увлекся беседой... Словом, в душе моей был один сокровенный вопрос... И в этот миг он словно созрел во мне, я решил его задать...
— Я давно уже хочу задать вам один вопрос... — сказал я. Чингиз Торекулович остановился, глянув на меня: «Задавай...» — сказал он.
— Вы читаете то, что пишут в газетах, в разных источниках информации? — спросил я. Чингиз-ага вздохнул в ответ и сказал, что если даже и не читает сам, то знакомые ему временами рассказывают об этом...
Я имел в виду, что в то время появилось много статей, в которых Чингиза очерняли, поливали грязью. Некоторые писатели, газеты, желторотые журналисты писали обо всем, что могло бы по их стараниям навести тень на имя великого писателя, начиная с его «Джамили», копаясь в его личной жизни и во всем другом. «Что же вы не ответите этим клеветникам, ведь это недопустимо...» — сказал я и, услышав в ответ горький вздох Чингиза Торекуловича на этот неожиданный для него вопрос, осекся, готов был сквозь землю провалиться. Для меня словно земля подо мной разверзлась. Чингиз-ага резко взглянул на меня, остановился и так сказал, эти его слова до сих пор звенят в моих ушах:
— Султан, скажи, если бы я был беркутом, который парит высоко в небесах, разве стоило бы мне обращать внимание на лягушек, квакающих в болоте, которые и не видели ничего в жизни своей, кроме болотной грязи?... Создатель знает все и о правде беркута, и о кваканьи лягушек. Знает, где находится правда... Создатель знает правду... нельзя с Ним спорить... — ответил он.
Я покраснел от своего вопроса. Но ответ Чингиза -ага стал для меня жизненным уроком... «Возможно, только для того, чтобы выслушать этот ответ, можно было бы задать такой вопрос», — в сомнении подумал я.
Чингиз-ага сказал мне: «Ну ты оставайся, а я пойду дальше» и пошел своей дорогой...
Я смотрел ему вслед, постепенно силуэт его начал пропадать из глаз...
И теперь все мы тоскуем по этому его силуэту...
