За 11 месяцев 2021 года зарегистрировано 239 преступлений по фактам изнасилования. 202 из них раскрыты и направлены в суд.
В 2020-м семь из десяти дел, зарегистрированных по статье «Изнасилование», прекращены. До суда дошел только каждый 15-й факт. По другой статье — «Действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста» — прекращены три из четырех зарегистрированных дел, основная причина — «за отсутствием в деянии состава преступления».
24.kg разбиралось, почему в Кыргызстане растет количество гендерных преступлений, а жертвы предпочитают умалчивать о них.
Сама виновата
«Мы работаем более 20 лет, и опыт показывает, какая огромная разница между реальным положением дел с гендерными преступлениями и официальной статистикой», — говорит директор женского кризисного центра «Сезим» Бюбюсара Рыскулова.
Правозащитная организация ведет девять уголовных дел по изнасилованиям. «Не все решаются доводить дело до конца. Например, один кейс длится уже девятый год, другой — пять лет. Все это время идут суды. Это случаи, где жертвы хотят защитить себя и добиться справедливости. Но это очень сложно, здесь уходит не только время, тратится много нервов и денег на адвокатов», — отмечает Бюбюсара Рыскулова.
По словам правозащитников и адвокатов, часто жертв насилия принуждают идти на примирение с преступником.
Пострадавшие обычно не верят, что добьются справедливости и насильника настигнет наказание. И это одна из главных причин, почему официальная статистика по гендерным преступлением гораздо ниже реальных цифр. Другая причина, почему женщины не обращаются в милицию — повторная виктимизация.
Справка 24.kg
Повторная виктимизация — процесс, когда жертву преступления (часто изнасилования или семейного насилия) саму обвиняют в провоцировании преступника.
Мы нередко слышим, как в адрес подвергшейся изнасилованию женщине говорят «сама виновата»: якобы была одета не так, гуляла не там, осталась наедине не с кем или садилась в машину не к тому. Тем самым частично оправдываются действия злоумышленников, а жертвы начинают сомневаться и нередко прощают насильников. А в следующий раз и вовсе может не заявить о преступлении.
Когда милиция не бережет
«Его избиения часто приводили к тому, что мы обращались в больницу. Врачи спрашивали, что случилось. А мы с детьми играли в игру «придумай правдоподобную причину, чтобы они не вызвали милицию». Потому что разговоры с милицией не помогали, муж становился только злее и избивал нас еще хуже».
Это одна из историй с выставки «Коркпо! Токтот! Жаша». Художники в 32 картинах рассказали о женщинах, переживших насилие. Милиция в таких историях, как правило, либо выражает свое полное бессилие, либо становится агрессором, возлагая на жертву часть вины за преступление. И это одна из разновидностей повторной виктимизации, когда жертве преступления причиняют косвенный вред во время работы с правоохранительными органами, адвокатами, судмедэкспертами, медиками и во время суда.
«Пострадавшие от половых преступлений опасаются быть подвергнутыми вторичной или повторной виктимизации. Она проявляется в виде стереотипного, грубого и негативного отношения, унижения чести и достоинства пострадавших», — говорит сопредседательница Гражданского союза Анна Зубенко.
Вопросы к жертве насилия о том, во что она была одета в момент преступления, также можно отнести к повторной виктимизации. Или, например, когда жертве и семье подозреваемого устраивают «неожиданные» встречи, во время которых на жертву оказывается давление.
«В международном праве существуют стандарты, по которым пострадавшие от насилия женщины и девочки получают пакет базовых услуг от государства. Однако в нашем законодательстве четких мер и понятных алгоритмов действий по защите жертв нет. Поэтому преступник и жертва могут оказаться вместе в одном помещении, к чему это может привести, мы видели на примере трагедии Бурулай», — отмечает Анна Зубенко.
Отсутствие четких мер по защите женщин и девочек, пострадавших от насилия, — один из выводов исследования «Противодействие насилию в отношении женщин и девочек в Кыргызстане: международные стандарты, законодательство и практика», проведенного Гражданским союзом. Еще в одном выводе говорится о том, как связаны низкая обращаемость жертв с общим уровнем преступности.
Милиционеры в своей работе с жертвами насилия должны руководствоваться специальной инструкцией «Стандартные операционные процедуры для сотрудников ОВД». В ней расписан алгоритм действий сотрудников при получении информации о гендерном насилии в отношении женщин. В инструкции прописано, что сотрудник правоохранительных органов должен разговаривать с жертвой вежливо, не грубить, не оказывать давление своим поведением.
В инструкцию для милиционеров включен пункт: сотрудник ОВД не должен повышать голос на пострадавшего.
«Мы постоянно проводим мероприятия среди сотрудников, чтобы повысить доверие населения. Милиционер первый человек, к которому после насилия обращается жертва. Не исключены факты, когда сотрудники милиции грубят, оказывают давление на жертву. И, если выявляются такие факты, проводится служебное расследование. И при подтверждении нарушения в отношении сотрудника будут приняты меры дисциплинарного характера», — говорит инспектор отдела по профилактике семейного насилия координации деятельности передвижных приемных милиции Жылдыз Осмонова.
Больше безнаказанности — больше преступлений
«Ассоциация, которая приходит на ум в связи с гендерными преступлениями, — слово «безнаказанность». Жертв принуждают к примирению, причем преступник может откупиться не только в милиции, но и в суде. Большое число скрытых преступлений не позволяет увидеть реальный масштаб проблемы, а значит, и разрабатывать эффективные меры профилактики. Такой замкнутый круг: жертвы не обращаются с заявлением из-за отсутствия веры в справедливость и страха вновь пережить унижение от милиционеров, судьи, судмедэкспертов, окружения — нет возможности выработать эффективные меры профилактики, которые бы защитили жертву от вторичной виктимизации», — говорит Анна Зубенко.
«Этот случай я рассказываю постоянно, возможно, уже надоела с ним. Но это, на мой взгляд, лучшая иллюстрация того, что у нас происходит с гендерными преступлениями, — делится Бюбюсара Рыс-кулова. — В Тюпском районе был случай, 35-летний мужчина изнасиловал 15-летнюю девочку. Причем в суде первой инстанции ему дали срок, как положено, а вторая переквалифицировала на менее тяжкую статью. Дали всего полтора года. Меня пригласили только в Верховный суд, и там адвокат сказал, что девочка была крупная, и преступник не знал, что ей 15 лет. При этом можно было прочитать в материалах суда, что девочка училась с его племянницей в одном классе».
Безнаказанность приводит к тому, что общий уровень виктимизации населения растет. По данным исследования, проведенного Гражданским союзом несколько лет назад, 62 процента женщин, пострадавших от насилия, не обращаются в милицию. Эти преступления остаются скрытыми.
Психоаналитический психотерапевт Саадат Сыдыкова отмечает, что обращаться в милицию после факта насилия, это уже героизм. Так как жертва предполагает, что ей придется пройти через обвинения.
Часто жертв выставляют виновными в совершенном над ними насилии, и это сдерживает многих от попыток искать справедливость в правоохранительных органах.
психотерапевт Саадат Сыдыкова
«Когда в милиции говорят жертве «ты сама виновата, потому что сама села к нему в машину» — это психологическое насилие, сродни эмоциональному убийству. Ведь жертва пытается кому-то довериться после пережитого. Но каждый день тысячи людей, в том числе и женщины, садятся к незнакомым мужчинам в такси. Виктимное поведение — это плод нашего воспитания и обучения. Оно формируется еще с пеленок, когда ребенка наказывают за сломанную игрушку или порванные колготки. Так и с жертвами насилия им могут внушить вину милиционеры или родственники, знакомые. Что можно делать? Самой жертве вырабатывать внутреннюю устойчивость, которая поможет знать, что жертв не виновата», — говорит Саадат.
Быть жертвой — стыдно?
Не только сами жертвы должны работать над проблемой. Прописанных в существующих служебных документах процедур недостаточно. Гражданский союз настаивает на обязательном депонировании показаний пострадавших, когда жертва дает показания один раз, и далее их могут использовать представители других служб в ведении расследования, например судмедэксперты, адвокаты защиты и даже в суде.
У нас сформировалась парадоксальная установка: быть жертвой насилия стыдно, а быть насильником — нет.
Анна Зубенко
«Страх и стыд, что узнают знакомые, друзья, родственники заставляют жертв молчать. Общество часто закрывает глаза на проблему, защищает совершившего насилие, а не пострадавшую женщину, на нее давят и обвиняют. Страх повторного унижения во время общения с милиционерами и работниками других служб, которое участвуют в оперативных мероприятиях, тоже заставляет многих молчать. Обязательное депонирование показаний потерпевших от гендерных преступлений — лишь одна небольшая мера защиты от повторной виктимизации», — говорит Анна Зубенко.
Помимо этого, в Гражданском союзе отмечают, что вести сбор показаний должны специально обученные люди, а также разработаны инструкции, где прописано, как и какие вопросы задавать, чтобы не травмировать потерпевшую, как успокоить жертву во время допроса, как избегать оценочных суждений и другие важные для подобных ситуаций детали. В идеале навыки общения с жертвами гендерных преступлений должны быть у всех сотрудников милиции, которые работают по таким преступлениям.
