Владимир Бабуркин: Линия жизни и фронта

Владимиру Бабуркину 89 лет. Он уже давно на пенсии, но сидеть без дела не любит. Иногда выходит подрабатывать - таксует по городу «на своей старой колымаге», так он ее сам называет. Не все, конечно, понимают, что за рулем сидит человек преклонных лет, ветеран Великой Отечественной. Выглядит он довольно бодро, больше 70 не дашь. Пассажиры, узнав, что он ветеран войны, реагируют по-разному. Некоторые жалеют, причитая, мол, «до чего жизнь довела!», а есть и те, кто восхищается его активным долголетием.

Владимир Ильич живет со своей женой, первая супруга умерла в 90-е от сахарного диабета, а дочь уехала далеко, в Саратов. От младшего сына давно нет вестей, связь поддерживает только со старшим. Рассказывая это, Владимир Ильич перебирает ордена и медали. И ему есть чем гордиться - у него 22 награды.

Отчий дом

«Родился я 25 сентября 1925 года в городе Омске, - начал свой рассказ фронтовик. - Отец мой был военным. Еще в 1917 году он вступил в Красную Армию, в 1943 году погиб под Ростовом. А мама была сиротой, с 11 лет ее воспитывала совершенно чужая женщина, которая жила неподалеку и взяла ее к себе. Она была портнихой и учила девочку своему мастерству. Научила маму вышивать, вязать, так что, когда вышла замуж, она все умела. В семье я был единственным ребенком».

Накануне

«Вы спрашиваете, как мы жили, а как военные живут? - улыбается Владимир Ильич. - Перед войной жили в Читинской области, поскольку туда перевели отца. А когда началась война, его отправили на фронт. И он уехал в Белоруссию. А все семьи военнослужащих перевели в Алтайский край. Мы попали в город Бийск. Тогда я заканчивал только девятый класс. А когда учился в десятом, было это в декабре 1942 года, нас вызвали в военкомат и выдали приписные свидетельства, и уже в январе 1943 года призвали. Так что десятый я не успел закончить. Нас 5 человек из класса взяли».

Испытание

«Призвали в армию и сразу отправили на курсы радиотелеграфистов в Новосибирске, - продолжает он вспоминать. - Шесть месяцев мы проучились. Из нас сделали радистов первого класса. Сдали экзамены. Нас в роте было 103 человека, всех отправили в 7-й механизированный корпус, который формировался под Москвой, в Солнечногорске. Нас распределили по частям, по бригадам, по полкам и оттуда отправили на фронт. Наши войска как раз форсировали Днепр, это было в августе 1943-го. В первый же день пришлось увидеть и почувствовать все - и обстрел, и бомбежку, весь букет войны».

«Моя военная специальность - радист, а потом телефонист. Позже, уже в 1945 году, поскольку я считался закончившим школу, меня взяли в штаб бригады. Там я, видимо, понравился, и меня быстро перевели в штаб корпуса, работал в оперативном отделе. Служить пришлось до апреля 1950 года. Меня потом демобилизовали. Мама моя одна жила в Бийске, я туда и вернулся», - говорит ветеран.

«Мы пол-Европы по-пластунски пропахали»

На мой вопрос о самых примечательных фактах его фронтовой биографии Владимир Ильич ответил так: «Памятных много... Все не вспомнишь. Особенно тяжело было в Украине осенью 1943 года. Там почва плодородная, чернозем. Осенью дожди, грязь, дороги развезло, а у нас сапог даже не было, в ботинках с обмотками ходили. Полтора метра обмотаешь на ноги и все. А поскольку я был радистом, потом связистом, приходилось ликвидировать повреждения на линии. В армии же главное - связь, связи нет - ничего не сделаешь. Поднимали и в ночь, и в полночь, и по грязи приходилось провода таскать, связь налаживать. А танки идут и мотают провод на гусеницы, берешь катушку - и снова... По одному не выходили на линию. Вообще, было очень тяжело.

А потом освобождали Харьков. Эпизоды сложные были. То отступали, то наступали. У нас орудия тяжелые были, два трактора перевозили. Считаю, что нам просто везло: два раза попадали в окружение и два раза выходили ночью. И остановились мы уже поздней осенью под городом Кривой Рог. И там около одного телефона все орудия поставили, выкопали блиндажи, положили перекрытия. И там зимовали до весны 1944 года. А весной уже началось наступление. Дошли мы до Днестра. В Молдавии захватили плацдарм на Днестре. Два плацдарма там были. Стояли некоторое время в обороне. Потом было отступление. Прошла Ясско-Кишиневская наступательная операция. Вот прорвали мы там оборону немцев и двинулись в Болгарию. Много боев было. И на Днепре, и на Днестре, вообще, форсирование рек - это всегда тяжелое дело».

«И на груди его светилась медаль за город Будапешт»

«На Днестре на моих глазах товарища убили, - вздыхает он. - Немцы хотели прорваться, наступали; двинулись танки. Болванка попала ему в прямо грудь, похоронили его там же. Сложно было, когда в обороне стояли. Плацдармы были небольшие, по 4 километра всего лишь. Связь с землей была по понтонным мостам. Связь протянули по ним же. А немцы всю ночь переправы бомбили. Меня один раз зацепило немножко. Слава богу, не тяжело. Не рассчитали, когда будут бомбить и обстрел начнется. Зацепило по спине немножко, отделался легким испугом. А вот когда мы в Венгрию вошли, там тяжелые бои были. Наши войска окружили Будапешт, который стоял на двух берегах Дуная: Буда - на правом, а Пешт - на левом. Немцы очень сильно укрепились. Мы сначала думали, что быстро займем город, но не получилось. Немцы еще формировали небольшую группу и танковые дивизии, а мы в это время подходили к озеру Балатон. На берегу Балатона есть город, не помню уже название, там сутки всего пробыли. Немцы бросили туда танковую колонну и ночью нас оттуда вышибли, мы всю ночь отступали. Помню, шел снег. Так шли до города Валенса и там встали в оборону. А немцы не хотели даже по полям ехать, у них танки шли прямо колоннами по шоссе. Они хотели прорваться к Дунаю и двинуться на помощь своим частям, засевшим в Будапеште. Но мы их хорошо потрепали, в результате 20-30 процентов танков, техники, которую туда отправляли, повернули назад. Но им также не дали пройти. А мы как закрепились, так сидим.

Кстати, в селе, в котором мы стояли, нам очень интересно было. Там села у них богатые, бедняков почти не было. У каждого дом, виноградник, на чердаке коптильня своя, жители держали скот, обширные погреба, а там громадные 200-300-литровые бочки. Мы там хоть отъелись, вина попили. Но и воевали тоже: за зиму раз восемь или девять село переходило из рук в руки. То немцы нас вышибут, то мы их. Так вот и зимовали. А ранней весной уже наши пошли в наступление на Будапешт, мы уже вторую половину взяли. Как наши мучения в Венгрии кончились, и быстро пошло наступление».

На территории противника

«Подошли мы к Вене, и началась осада города. Но там было не так уж страшно. Немцов потрепали порядочно. Да и многие части у них уже боеспособность потеряли. Но все равно несколько дней мы Вену брали. Орудия у нас стояли прямо на улицах. На чердаках наблюдательные пункты, помнится, через стену стреляли, через дом. После Вены вообще было хорошо. До самого Кремска шли почти без боев. Это город на берегу Дуная на границе с Германией.

Там мы встретили конец войны. Неподалеку от города был госпиталь. Многие военнослужащие переболели малярией, когда мы в Болгарии стояли несколько суток. Болота кругом, в батарее у нас только три человека не заболели - я, старшина и еще один. Наверное, в рубашке родились. А потом, когда война закончилась, мы стояли около старинного замка, вот тогда и меня малярия скрутила. После победы уже. Потрясения все прошли, и тут все начало болеть: и фурункулы вылезли, и малярия, и все «прелести». До этого держались - наверное, были в нервном напряжении. Сами подумайте, спали на снегу, и никто не простужался. Тут говорить даже не о чем. Это был настрой такой», - рассказывает ветеран.

«Нам нужна одна победа»

«Что нам помогало выживать в таких экстремальных условиях? Это сейчас все кажется таким диким. А раньше как было? «Вперед!», «За родину!» - и все. Все дела. Приказ есть приказ. Даже разговоров не было о том, чтобы перечить. Надо, и все. У всех была одна цель - идти вперед. Победа, и больше ничего, - продолжает рассказ Владимир Ильич. - Однажды рано утром проснулись и ничего не поймем: стрельба везде. Стреляли из пулеметов, автоматов, пистолетов, минометов - из всего, что только может стрелять. Подумали, что где-то бой еще идет. А потом услышали слово «Победа!». И этим все было сказано. Все мучения кончились».

«Бери шинель, пошли домой»

«Домой вернулся нескоро, только в апреле 1950 года.  Долго меня не отпускали, служил в штабе корпуса в отделе управления. В оперативном отделе выполнял техническую работу, научился на машинке печатать. Через год после окончания войны начали машинисток принимать на работу. Я стал заведовать машинописным бюро, работали 5-6 человек. А когда вернулся в Бийск, то начал готовиться к экзаменам. Женился я раньше, в 1948 году, в Виннице. Жену отвез к маме, ну и зажили как все», - улыбается Владимир Ильич.

«А после войны с однополчанами встречались?» - спрашиваю я ветерана. «Нет, не довелось, ни разу не встречался. Здесь, во Фрунзе, встретил двух из Новосибирска, которые вместе со мной на курсах учились, один окончил Политехнический институт, работал геологом; он умер года три назад. А второй был начальником администрации в управлении геологии, этого я потерял из виду», - отвечает мой собеседник.

«Что бы вы пожелали современной молодежи?» - продолжаю я разговор. «Что ж пожелать-то? - думает фронтовик. - Сейчас, молодежь пошла такая... Есть серьезные ребята, которые планы строят, чем-то увлекаются, что-то делают. Но многие моральный облик потеряли. Нет никакого стимула в жизни. Нет веры ни во что. Безработица, плохие заработки - тяжело. Наверное, поэтому люди стали такими озлобленными, жестокими. И уважение к пожилым людям теряется. Сейчас люди не помогают друг другу. Раньше чужие люди помогали больше, чем родственники. Сейчас такого нет».

И пожелал Владимир Бабуркин молодежи не быть равнодушными, любить людей и свою родину.