12:00, 27 июня 2015, Бишкек - 24.kg , Надежда ГОРОХОВА
Фронтовики, герои Великой Отечественной, победители… Эти люди долгие годы жили рядом с нами, мы взрослели возле них, мужали, становились на крыло, обретали свое лицо и выбирали жизненный путь. И теперь, словно часовые памяти, мы не имеем права позволить идущим на смену новым поколениям забыть уроки войны и в угоду кому-то переписать ее итоги. Вспоминая наших отцов и дедов, размышляя о том, какими они были, что позволило им выдержать неимоверные испытания и выйти из них с честью, мы надеемся отдать свой сыновний долг и «хоть последней нежностью выстелить их уходящий шаг».
В беседе с корреспондентом ИА «24.kg» о своем отце рассказывает Керим Шатманов.
Последний приказ
Мой отец, полковник в отставке, прошедший войну с первого до последнего дня, всегда большое значение придавал своей физической форме. Даже будучи пенсионером, он регулярно делал зарядку, занимался на турнике, выполнял упражнения с гантелями, гирями, старался много ходить, отказывался лишний раз проехаться на машине. Но когда почувствовал, что силы покидают его, он сел и вполне осознанно написал на листочке свой последний приказ, чем и кому заниматься во время его похорон.
Все его дети, и я в том числе, тогда по очереди дежурили возле больного отца, а он даже лежа умудрялся командовать. На диване при свете настольной лампы я шуршал газетами, читал их, чтобы не заснуть, а он не терял мужества и ворчал: «Убери! Когда надо будет, сам разбужу тебя». Что же за человек был мой отец, и как сформировались люди военного поколения?
Огонь, вода и медные трубы
Можно сказать, отец выжил чудом в огне восстания кыргызов против царской России в 1916 году. Младенцем, лежащим на груди убитой матери возле башни Бурана, его подобрал родной дядя. Назвали мальчика Кожомкулом, а фамилию записали Шатманов – по имени спасителя. Этот человек выходил его, поставил на ножки, а потом, чтобы спасти паренька от голода в жестокое время, определил в детский дом. Таких заведений советская власть тогда много организовывала по всей стране, и там действительно выросло немало замечательных людей, целое поколение граждан новой формации - самоотверженных, трудолюбивых, неравнодушных к миру. Жили они тогда по принципу «прежде думай о Родине, а потом о себе», и многие были счастливы этим.
Позже, уже подростком, отца направили в фабрично-заводское училище в Курскую область, где он получил профессию мастера сахарного производства. Тогда республика готовила кадры для строящегося в Канте сахзавода. По возвращении он начал активно участвовать в общественной жизни производства, стал председателем рабочего комитета. Вскоре его избирают делегатом от Кирг.ССР на Чрезвычайный VIII Всесоюзный съезд Советов, где принималась знаменитая сталинская Конституция 1936 года. Для молодого человека с национальной окраины это было необыкновенно почетно. Облеченные доверием своих товарищей люди гордились этим, чувствовали, что сами строят страну, новые отношения, свою судьбу. Жизнь просто кипела вокруг. И они были к этому причастны.
В 1937 году начался массовый призыв молодежи в вооруженные силы, и в армию пошли лучшие ребята. Но на молодого специалиста приказ, увы, не распространялся – была бронь, и Кожомкулу пришлось стучаться не в одну начальственную дверь и преодолеть массу препон, чтобы все-таки добиться призыва на военную службу. Сейчас в это даже трудно поверить, но тогда это было велением времени. И, вероятно, отец так достал командование, что его послали служить в самую южную точку страны – Кушку. Как говорится, просил – получай.
Но и там мой отец, обладавший неутомимым общественным темпераментом, не угомонился. Вскоре он становится членом ВКП(б), а затем его избирают депутатом Верховного Совета Туркменской ССР. Замечу, что все это шло параллельно службе, в ходе которой он окончил офицерские курсы и получил звание. В это же время молодой Кожомкул знакомится с комсомолкой-туркменкой Латифой, нашей будущей мамой. В то время она была завотделом Ашхабадского горкома партии. Латифа тоже сирота, воспитанница детдома. Понятно, что между ними завязались романтические отношения, и вскоре, года за два до войны, они поженились. А в 1941-м грянула война и была объявлена всеобщая мобилизация. И отец, как и миллионы его соотечественников, встал на защиту родины. В составе артиллерийского дивизиона 1-го Белорусского фронта он прошел всю войну.
В то время основной тягловой силой, при помощи которой орудия передвигали на новые позиции, были лошади. Помню, отец рассказывал, что далеко не каждая оказалась пригодной для такого дела. Уж сколько пород перепробовали солдаты, а выручили всех низкорослые монгольские лошадки, чрезвычайно выносливые и неприхотливые.
Общеизвестно, что ветераны, несколько лет смотревшие в лицо смерти во всех ее проявлениях и сами не жалевшие врага, не любили вспоминать о войне. Не любил и отец. Но кое-что все-таки рассказывал. Например, о том, как накануне боев за Кенигсберг, который немцы превратили в неприступную крепость, и было понятно, что сражение будет кровопролитным и беспощадным, вдруг поступает жесточайший приказ всеми силами оберегать животных в местном зоопарке. Кто в условиях непримиримого противостояния собирался думать об этих уникальных животных, когда люди гибли тысячами? А вот пришлось. И после массированной бомбежки 10 апреля 1945 года город был взят. Вскоре отгремел майский победный салют, и отец, к тому времени гвардии капитан, с победой вернулся в Туркмению.
Служить Родине
В те годы военными кадрами по обыкновению укрепляли милицию. Вот и отца назначили заместителем начальника Ашхабадской школы МВД, и служил он там до 1952 года. В Туркмении наша семья пережила еще одно испытание – страшное по своей силе землетрясение, в котором было разрушено 98 процентов всех городских строений и погибло две трети населения. Тогда у родителей было уже четверо детей, и поэтому вполне понятно, что когда друзья позвали отца на родину, он приехал в Киргизию.
Благословенный край, цветущий, родной, понятный. Здесь его радостно встретили друзья и даже предложили выбирать место службы. И он, знаете ли, выбрал… Нарынский регион, став начальником областного управления НКВД. Вскоре отца перевели в Талас, и там родился я - пятый по счету ребенок в семье. Понятно, что мама уже занималась только воспитанием детей. В доме командиром была она, все держалось на ней, и ее слово было для нас законом.
В 1958 году в армии произошло сокращение, и отец перешел на другую работу: с этого времени до 1968 года он возглавлял ЦК ДОСААФ Кирг.ССР. А когда достиг пенсионного возраста, посчитал, что пора уходить на заслуженный отдых, и даже примерил на себя роль домохозяина, садовода… Помню его попытки строить дачу, привозить стройматериалы, разбивать грядки, выращивать урожай – толком ничего не получилось. Не был он создан для этого и вновь пошел работать. В Госуниверситете он возглавил военно-мобилизационный отдел, отвечал за сборы, переподготовку профессорско-преподавательского состава. В этой должности он служил более 20 лет. Именно служил. Мне кажется, это было его призванием. Ходил всегда в форме, помню, папаху шил на заказ из лучшего туркменского каракуля, который ему присылали. И чувствовал себя востребованным.
Он очень ждал 50-летия победы в Великой Отечественной войне. Но 7 мая 1995 года - за два дня до этого - ушел из жизни. С тех пор прошло уже 20 лет, но он все время у меня перед глазами, все время рядом. Дорогой мой человек.
Зарубки на память
- Обычно отцы начинают тесно общаться с детьми, когда те чуть-чуть подрастут. Вы помните свой первый тесный контакт с отцом?
- Он всегда брал меня на парад, даже малышом. Учил начищать до блеска медали специальной пастой ГОИ зеленого цвета. Потом я шел рядом и смотрел, как они подрагивают у него на груди. При этом мне категорически запрещалось запускать при отце руки в карманы брюк. Я должен был соответствовать его выправке.
Всех сыновей, и меня в том числе, он обучал стрельбе из мелкокалиберной винтовки – лежа, с колена и стоя. По команде.
А однажды, когда мне было 5 лет, он взял меня на съезд ЦК ДОСААФ, который проходил в Москве. Это одно из моих первых воспоминаний. Помню, жили мы в просторной и неуютной для меня гостинице «Пекин», в номере с высокими потолками. Столица мне тогда была еще непонятна, поездка утомила.
- Но ведь именно благодаря этому вы накрепко запомнили, что такое Москва, поняли, какой это огромный город, узнали, что такое гостиница, проехались на трамвае и метро. Ваше детское сознание необыкновенно расширилось, и даже то, что вы скучали по дому, как-то благодатно отразилось на чувствах. Вы наглядно поняли, как дороги вам дом, семья, вы впервые вернулись из длительной поездки на родную улицу, к друзьям…
А позже вы чувствовали, как отец ведет вас по жизни, как подставляет плечо?
- Конечно. У нас с ним даже была одна тайна. Произошло это событие, когда я учился в 8-м классе. Тогда мы, будучи подростками, получили в военкомате приписное свидетельство. Помню, шли по городу стайкой, бритые наголо, как бы причисляя себя к солдатскому братству, почти взрослые… И вдруг увидели грузовик. Водителя нет. Тут же на спор стали выяснять, кому не слабо завести его и проехать. Оказалось, что не слабо это сделать как раз мне. Открываю дверь кабины, а там даже ключ зажигания на месте. Только поехал - водитель бежит. Крик, шум, меня задержали, вызвали наряд милиции и сдали в Свердловский РОВД. Там вызвал меня к себе в кабинет начальник, спросил, кто мой отец. Я, конечно, молчу: дело-то подсудное, как ни крути. Поместили меня в камеру. Через некоторое время вызывают снова. На этот раз в кабинете сидит мой отец, и при виде его я не знаю, куда глаза девать, готов провалиться сквозь землю.
- Тебя не били? – спросил он.
- Нет.
- Какую машину хотел угнать?
- ГАЗ-51.
- А что, легковых не было?
Затем меня снова отвели в камеру и через какое-то время отпустили. Выходим из РОВД вместе с отцом. Ну, думаю, сейчас начнет распекать… А он говорит: «Мать собралась плов готовить, вот тебе деньги, иди на рынок, купи все для плова и отнеси домой». Я так и сделал. Прихожу, вижу, мама даже не подозревает, что со мной произошло. Сижу дома, как мышь. Вечером приходит отец. Думаю, ну вот уж сейчас точно начнется проработка… А ее, знаете, не случилось. И никогда отец об этом не вспоминал, даже в шутку, даже с глазу на глаз. Ни разу в жизни. Вот такой психологический ход.
- Вероятно, он понял, сколько вы пережили, оказавшись в камере, о чем думали и какие клятвы себе давали. Ну и, потом, он же понимал разницу между преступлением и мальчишеским озорством. В детском доме, где он воспитывался, наверное, тоже не ангелы жили. Впрочем, и связи свои употребил, разрешил конфликт, подставил отеческое плечо.
- Он понял, что самый большой урок я уже получил…
Соответствие формы и содержания
По сути, отец был абсолютно военным человеком. Армия для него была синонимом зрелости, порядка, в том числе и в голове. Помню, как сестра собралась замуж и все искала момент сказать об этом отцу. Выбрала минутку, когда он занимался физкультурой возле дома на спортплощадке, и сообщила об этом, а папа, подтягиваясь на турнике, только и спросил о женихе:
- Он в армии служил?
- Да.
- Тогда выходи.
- Думаю, что к тому времени ваш папа уже все досконально знал о возможном претенденте на руку и сердце дочери. Вплоть до его оценок в школе.
- Вероятно, да. Но мы об этом так и не узнали.
Очень большое внимание отец уделял своей внешности. Всегда предельно аккуратный, подтянутый, он и нам, сыновьям, подавал пример. У него был специальный чемоданчик, в котором хранились лучшие виды кремов, гуталина, всевозможные щетки и бархотки для ухода за обувью, которая у него всегда была в безупречном состоянии. В те годы это был такой своеобразный мужской шик. А еще он обожал военную форму, да она и шла ему необыкновенно. Но однажды он перестал носить шинель. Спрашиваю: «Почему?» Отвечает: «Уже некрасиво». Но и без шинели папа оставался франтом.
- А как он пережил развал Советского Союза?
- Он попал под эйфорию обретения национальной независимости, под обаяние личности Аскара Акаева, его искренности, интеллекта. Нас всех тогда завораживали такие определения, как «островок демократии», «швейцарская модель развития»… Да и по сути своей отец был тоже демократ. Интересы общества для него всегда были выше личных.
…Уходят фронтовики. Последние из них еще стоят в строю, еще держат оборону и надеются, что мы не предадим их идеалы. А ведь что может быть лучше, чем провозглашенные ими братство, равенство и всеобщее счастье? Вопрос в другом: дотянемся ли мы до наших отцов в их беззаветной любви к Родине и к людям, в их умении служить делу и дорожить своей честью?