14:00, 13 октября 2018, Бишкек - 24.kg , Каныкей МАНАСОВА
Народная артистка СССР, лауреат Государственной премии СССР, премии имени Ленинского комсомола, международной премии имени Ч.Айтматова Айсулу Токомбаева с 1995 года проживает в Турции и преподает хореографию в консерватории при университете Хаджеттепе (Анкара). Однако кыргызстанцы бережно хранят в памяти созданные ей образы в классических и современных балетах, которые стали эталоном исполнительского искусства, гармонично объединившим танцевальное и актерское мастерство. Сегодня Айсулу Асанбековна в гостях у 24.kg.
— В одном из интервью вы признались, что не мечтали стать балериной. Что повлияло на ваш выбор?
— Никогда не думала. У меня были ограниченные физические данные. В 1958 году во Фрунзе приехала Марина Борисовна Страхова из Ленинградского хореографического училища имени А.Я.Вагановой, ходила по школам, набирала группу детей-кыргызов (была такая политика в Советском Союзе — готовить национальные кадры), и я попала туда. Ранее она делала набор в 1947 году, и в группу вошли Рейна Чокоева, Уран Сарбагишев, Берик Алимбаев.
Поначалу родители не хотели отпускать меня учиться в Ленинград, но потом решили: пусть проучится год, а там видно будет, получится из нее балерина или нет. При этом мама попросила Марину Страхову определить меня к самому требовательному педагогу по музыке, потому что хотела, чтобы я была пианисткой. Позже мама призналась: «Знаешь, почему я тебя отпустила? Чтобы потом ты меня не упрекала».
— Не было желания бросить учебу?
— В Ленинграде поначалу я сильно тосковала по дому. Ночами под одеялом плакала, но не хотела, чтобы все видели мое состояние.
Мне помогла сама атмосфера школы: педагоги были настолько интеллигентные, культурные, обращались с каждым ребенком как со своим чадом.
И каждый педагог старался, если есть хоть маленькая искра способности и желания, объяснять нам на доступном языке. Например, про позы: «Девочки, вот это поза круазэ. Она должна быть гордой. А здесь — подглядывайте, вы словно хотите что-то увидеть, вам интересно. А здесь вы летящая, летите как небесный ангел туда, в небо». Для меня это не было сложно, а другие не могли это делать, несмотря на их, может быть, гибкое тело.
Художественный руководитель училища Николай Павлович Ивановский относился к той когорте педагогов, часть которых еще при царе танцевала, другая — училась у Вагановой. У них было совсем другое восприятие мира, они были разносторонне развиты и накопленное в душе хотели передать детям. И отношение педагогов поддерживало меня.
— Вы следите за жизнью балетного искусства в Кыргызстане?
— Честно говоря, спектакли целиком я давно не видела. Но тому, что в театре идет творческая жизнь, рада. Конечно, хотелось бы, чтобы государство больше его финансировало. Хотя, как я вижу, кыргызстанский храм Мельпомены сейчас ремонтируют, и это тоже радует. В России, например, все театры находятся в хорошем состоянии, актеры постоянно ездят на гастроли за рубеж.
— Какой балет танцуют в Турции?
— Где-то в 1980-х, когда советский балет уже прославился во всем мире, в Турции об этом тоже стали задумываться. Туда — в консерваторию Измира, а также в Анкару и Стамбул — пригласили группу педагогов из Советского Союза.
В настоящее время в Турции — преподаватели из Кыргызстана (смеется). В университете Хаджеттепе, где я работаю, сейчас нас четверо. Те русские педагоги, которые были до нас, уже умерли или уехали. А мы преподаем так, как нас учили при Союзе, — в направлении русской балетной школы.
— Нынешний классический балет сильно отличается от того, что был сто лет назад?
— Балет, как и жизнь, не стоит на месте, развивается, двигается вперед. Когда мы учились, то постоянно стоял вопрос о сохранении традиции классического танца.
Наше поколение ни одно движение не меняло в том тексте «Лебединого озера», который был дан, допустим, Мариусом Петипа.
Еще раньше балетмейстеры из рук в руки передавали балетную постановку — тогда не было записей, были только фотографии.
Когда я училась в училище Вагановой, по коридорам ходили педагоги, которые говорили: «Здесь еще дух Вагановой летает». Или: «Агриппина Яковлевна говорила так, значит должно быть так». Они очень старались сохранить традиции, поэтому текст классических вариаций совершенно не менялся. Я проучилась в училище восемь лет и в течение всего этого времени смотрела балет «Лебединое озеро». Тогда главным балетмейстером Ленинградского театра оперы и балета был народный артист СССР Констатин Михайлович Сергеев, сам танцовщик и балетмейстер. Он не позволял менять ничего.
Когда сейчас смотрю записи старых танцовщиков, замечаю много моментов, которые, на мой взгляд, устарели.
— Почему вы преподаете хореографию в Турции, а не в Кыргызстане?
— Еще в советское время мне предлагали стать директором хореографического училища во Фрунзе. Отказалась. У меня нет организаторских способностей. Я очень эмоциональна, а чтобы быть руководителем, нужно иметь выдержку. Но в Кыргызстане я преподавала около двух лет до отъезда в Анкару.
Помню, в 1995-м в Бишкек с концертом приехали Махмуд Эсамбаев и Иосиф Кобзон. Когда я танцевала на концерте умирающего лебедя, диктор Владимир Березин, который вел вечер и сидел во время номеров близко к первой кулисе, громко сказал: «Ой, да у вас своя Майя Плисецкая есть!». Это было мое последнее выступление в Бишкеке, потому что уже пришло приглашение на работу в Анкару.
— Вас многое объединяет с известной отечественной балериной Бюбюсарой Бейшеналиевой: вы обе учились в Ленинграде в училище имени А.Я.Вагановой, работали в Кыргызском театре оперы и балета, танцевали партию Чолпон. Какой она запомнилась вам?
— Когда Бюбюсара Бейшеналиева делала свои первые шаги, балет только становился на ноги, тогда отечественная опера была впереди. Сверкали три звезды — певицы Сайра Кийизбаева, Мариям Махмутова и Мунжия Еркимбаева. А я с детства все время была в театре и, конечно, видела Бюбюсару Бейшеналиеву.
Мама, по ее словам, старалась опекать Бюбюсару Бейшеналиеву. Заглянув в гримерку перед премьерой балета «Чолпон», мама увидела платье главной героини, которое своими оборками закрывало и сдавливало грудную клетку, шею танцовщицы. Тогда она потребовала немедленно убрать эти оборки, сделав разрез в области декольте: «Это балет. Нужно тело показать». И чуть ли не сама это сделала. Мама напутствовала Бюбюсару: «Давай, выйди на сцену, покажи, как следует танцевать!».
Бейшеналиева стремительно развивалась и росла как балерина. Я видела, как много они занимаются в балетном зале. Как и все балерины, я себя помню только уставшей: ноги болят, все болит, как я буду танцевать, даже не представляю. Но как Бюбюсара менялась вечером, выйдя на сцену: глаза горят, тело наполнено энергией.
Потом, когда я стала танцевать, в первом спектакле у меня была партия Чолпон, а у нее — Айдай. Мама говорила мне: «Когда ты не танцуешь, сиди за кулисами и следи за нюансами Бейшеналиевой, потому что так, как танцует она, не танцует больше никто».
Мы с Бейшеналиевой много ездили вместе на гастроли. И она говорила мне: «Я каждый раз танцую по-разному. У меня каждый раз получается импровизация. Сегодня захочу — так станцую, завтра — вот так».
Я такие моменты ловила, запоминала. Так что с Бюбюсарой Бейшеналиевой у нас переплетена жизнь, можно сказать, с самого моего рождения.
Она была очень женственной, спокойной, уравновешенной, мало говорила и много работала, очень любила свою профессию, была ей преданна. Она много читала. Журнал «Новый мир» всегда был рядом с ней. Отрицательных качеств я в ней не видела. Бейшеналиева относилась ко мне как старшая к младшей.
— В свое время вы исполнили более 20 ведущих партий в классических и современных балетных спектаклях. Можете выделить любимый?
— Они все любимые. Но из основных вех — «Лебединое озеро». Этот балет сопровождал меня с самого детства и училища. Потом были «Асель», «Спартак», «Материнское поле». Композитор Молдобасанов написал гениальную музыку для балета по гениальному произведению Айтматова «Материнское поле». Все это соединилось. Балетмейстер Сарбагишев поставил спектакль, и я вынашивала эту роль. Поэтому она у меня самая значительная. Госпремию СССР я получила именно за партию Толгонай.