14:00, 25 октября 2021, Бишкек - 24.kg , Юрий КОПЫТИН
Сотрудники Национального центра по предупреждению пыток могут лишиться иммунитета — статуса, позволяющего им беспрепятственно защищать права кыргызстанцев, содержащихся даже в самых закрытых учреждениях. Такой риск появился недавно — на фоне начавшейся инвентаризации законов.
Своими опасениями по этому поводу с 24.kg поделился глава центра Бакыт Рысбеков. Он также рассказал, как сегодня чиновники реагируют на выявленные в их ведомствах нарушения, пытках в ИВС, голодных и запуганных пациентах психбольниц и многом другом.
— Недавно вы представили итоги исследования условий содержания в психиатрических больницах Кыргызстана. Что вам удалось выявить?
— Наше исследование коснулось пяти учреждений: Республиканских психиатрических больниц в Бишкеке, Чым-Коргоне и селе Кызыл-Жар, а также областных — в Джалал-Абаде и Оше. Мы проверяли их на соблюдение норм защиты пациентов от COVID-19. Выяснилось, что готовы они только наполовину. Выявлена нехватка средств защиты, санитарной обработки и лекарств для лечения коронавируса.
— Насколько известно, есть вопросы и по жестокому обращению с пациентами...
— К сожалению, да. В практике психиатрических больниц остаются «наказательные» и «штрафные» уколы. Постояльцев принуждают убирать туалеты в качестве наказания, привязывают к кроватям, избивают и запугивают. От пациентов мы слышали такие фразы:
«Здесь хуже тюрьмы. На улицу не выпускают», «Не дают видеться с родными», «Пугают переводом в палату к буйным», «Мне не говорят мой диагноз»...
— Что такое «наказательные» и «штрафные» уколы?
— Так их называют пациенты. Это сильнодействующие успокоительные инъекции, которые тяжело переносить. Зная это, сотрудники больниц используют их для наказания или запугивания.
— Какие рекомендации вы отразили в отчете для Министерства здравоохранения?
— Большинство из них касались отмены бесчеловечного и жестокого отношения к больным. Это исключение из практики «наказательных» уколов, связывания пациентов, избиения. Серьезные замечания сделаны по питанию и обеспечению лекарствами.
— Сколько сегодня государство выделяет на питание и лечение одного пациента?
— 100 сомов на питание и 40 сомов на медикаменты. Суммы не меняли последние четыре года. Они и тогда были небольшими, а сегодня с учетом инфляции и вовсе копеечные. Есть нарекания и по самому питанию.
Более сильные пациенты отбирают еду у слабых. Администрации учреждений за этим не следят.
Отсутствует специальное меню для страдающих хроническими заболеваниями. Качество пищи оставляет желать лучшего.
— Последовала какая-то реакция от Минздрава?
— Да, я могу сказать, что впервые за семилетнюю работу Национального центра по предупреждению пыток, ведомство, в котором выявили нарушения, отреагировало. Можно сказать, что это исторический момент.
Практически все наши рекомендации приняли к сведению. Создана рабочая группа, в которую вошли представители Минздрава, ФОМС, Республиканского центра психического здоровья и наши специалисты. Подготовлен проект приказа Минздрава в части исполнения рекомендаций. Разрабатывается проект по увеличению средств, выделяемых на питание и лекарства. Надеемся, что вопрос учтут при формировании бюджета республики на 2022 год.
— Как обстоят дела с соблюдением прав сотрудниками милиции? Нередко получаем сообщения о жутких условиях содержания в ИВС, но реакции МВД не видим.
— Первое исследование по изоляторам временного содержания мы сделали в 2017 году, в 2019-м было второе — промежуточное, на 2022-й запланировали третье. Нерешенных проблем очень много. Они касаются не только условий содержания задержанных, но и законности их нахождения в ИСВ, когда человека удерживают без санкции суда.
Есть моменты, которые требуют финансовых затрат, есть которые не требуют, но ни те ни другие не решают.
— Например?
— Самое элементарное — прогулки задержанных. Затрат они не требуют, но людей держат в камерах сутками. Другой пример: когда человека не выпускают из камеры в туалет, в качестве альтернативы предлагая ему справить нужду в ведро или бутылку. Это антисанитария и унижение человеческого достоинства. Я не говорю о психологическом насилии, с которым сталкиваются задержанные.
— Насколько улучшилась ситуация по сравнению с 2017 годом?
— Количество избиений в ОВД сократилось. Практически нет случаев, когда задержанных избивают сотрудники прокуратуры, а такие факты были. По социальным учреждениям ситуация тоже изменилась. Хотя не так сильно, как хотелось бы.
— Что происходит, когда ведомство игнорирует ваши рекомендации?
— Все выявленные нарушения и рекомендации по ним включаем в ежегодный отчет Наццентра перед Жогорку Кенешем. Парламентарии заслушивают и принимают постановление, обязывающее министерства и ведомства их исполнить. Однако нередко их не выполняют, ссылаясь на отсутствие финансов.
Например, в одной из исправительных колоний ГСИН есть штрафной изолятор, который может рухнуть из-за ветхости. Или ИВС ГУВД Бишкека, признанный аварийным. В этом году должны были начать строительство нового, но не начали. СИЗО Каракола больше ста лет. Впору делать музей. По всем этим объектам ответ один — денег нет.
— Где чаще всего в Кыргызстане нарушают права людей?
— По статистике, больше всего пыток и жесткого обращения в органах внутренних дел. Но нужно учитывать, что в психдиспансерах и больницах люди просто не могут заявить о насилии — нет доступа к телефону либо они лишены возможности пожаловаться ввиду болезни. Запугать таких людей проще. Говорить, что там права нарушают меньше, я не возьмусь.
Ситуация с детскими домами и интернатами не лучше. Детей запугать или обмануть легче, чем взрослых.
Дети зачастую также не имеют возможности рассказать о том, что происходит.
— В начале года поднимался вопрос о слиянии НЦПП и института омбудсмена. Фактически о сокращении центра по предупреждению пыток. Что происходит сегодня?
— С такой инициативой выступало Министерство финансов. На сегодня вопрос решен. МИД обратился в администрацию президента с официальной просьбой сохранить национальный центр по предупреждению пыток в качестве независимого института. Президент одобрил ее.
Настораживает, что в процессе инвентаризации законодательства сегодня звучат предложения лишить сотрудников НЦПП иммунитета. Не знаю, кто за ними стоит, но они есть.
Иммунитет дает право сотрудникам беспрепятственно и без предупреждения заходить в полузакрытые и закрытые учреждения. Защищает их от обысков и досмотра корреспонденции.
Допустим, мы зашли в учреждение, выявили факты пыток или жестокого обращения. Сделали фото и видео, записали аудио. А на выходе охрана все у нас отняла и уничтожила. Все, фактов нет.
— Как часто ваши сотрудники сталкиваются с угрозами в свой адрес?
— Были угрозы со стороны сотрудников правоохранительных органов, и не раз. Говорили: «Вы чересчур смелые», «Теперь ходите и оглядывайтесь», «Мы и вам можем создать проблемы». Все это мы фиксируем.
— А те, кто сообщает вам о пытках, — защищены?
— Вопрос безопасности сообщившего о пытках и бесчеловечном обращении — один из самых важных для нас. Мы всегда отслеживаем их судьбу. Стараемся получать заявления так, чтобы не раскрывать личности человека, если он не хочет или не готов заявить о нарушениях открыто. Напомню, что обеспечение безопасности граждан, заявивших о пытках и жестоком обращении — это прямая обязанность государства. Руководство учреждений и прокуратура также должны следить за этим.
— Были случаи, когда прокуратура помогала жертве пыток?
— Был такой случай. В той ситуации прокуратура очень четко сработала. В 2014 году, когда начал работать НЦПП. Человек заявил, что не совершал преступления и взял на себя вину под пытками. Позже привел доказательства. Мы обратились в Генеральную прокуратуру. Там добились изменения статуса. С него сняли обвинения. По уголовному делу человек проходил уже в качестве свидетеля будучи в полной безопасности.
— Возможно ли в Кыргызстане полное искоренение пыток и жестокого обращения с людьми?
— Мы должны стремиться к этому. Если хотим, чтобы у нас был экономический, культурный и социальный рост, нам нужно понять, что права человека играют ключевую роль. Я мечтаю жить в государстве, где защищают права любого человека, кем бы он ни был, в Кыргызстане, в котором права людей признаны высшей ценностью общества.