Ферганская долина живет в условиях осадного положения. На подъезде к киргизскому городу Ош, крупнейшему городу долины и ее неофициальной столице, на последних ста километрах мне пришлось преодолеть более пяти блокпостов. Процедура, должен сказать, волнующая — сотрудники внутренних войск Киргизии с непроницаемыми лицами, в полном боевом оснащении окружают машину. Документы, долгие изучающие взгляды, досмотр машины — все как в кино. Только я — не в удобном кресле в кинозале с попкорном в руках, и не Том Круз, которому по плечу невыполнимые миссии, а непосредственный участник «шоу» без задатков супермена. Благо типичная славянская внешность позволила спецназовцам уже на визуальном этапе знакомства не причислять меня к потенциальным религиозным экстремистам, обошлись со мной достаточно вежливо, без приказов положить руки на капот машины и обыскивания карманов.
Уже по приезде в Ош в администрации области мне объяснили причину столь жесткого режима: правоохранительные службы перешли на усиленный вариант охраны порядка, учитывая, что в последние месяцы ситуация в Ферганской долине резко ухудшилась.
О том, насколько напряженнее стала оперативная обстановка, свидетельствует хотя бы то, что спецслужбы государств, делящих между собой Ферганскую долину, проводят совместные операции не только на суверенной территории, но и у соседей, о чем раньше даже помыслить было невозможно. Так, за летние месяцы спецслужбы Киргизии во взаимодействии со своими узбекскими коллегами провели несколько операций в Оше и Джалал-Абаде, то есть на киргизской территории. Тогда им удалось уничтожить нескольких участников движения «Хизб ут-Тахрир» и Исламской партии Узбекистана, запрещенных в Центральной Азии. Однако война, которую объявили исламским фундаменталистам Бишкек и Ташкент, пока только ухудшила ситуацию в регионе.
Три в одном
Ферганская долина — рай для экстремистов. Здесь всегда были сильны исламские традиции. А жители долины всегда отличались оппозиционностью по отношению к любой власти. В Киргизии, например, в годы президентства Аскара Акаева, уроженца северной части страны, противостояние с югом, а фактически с Ферганской долиной, было особенно сильным. Дело доходило до использования вооруженных сил. Но и сейчас, когда у власти находится уроженец Джалал-Абадской области Курманбек Бакиев, южане позволяют себе быть в оппозиции и к нему.
Ленинабадская область Таджикистана также считается центром противостояния президенту страны Эмомали Рахмонову. Те же бунтарские идеи преобладают в узбекской части долины. И везде преследование фундаменталистов лишь подогревает антиправительственные настроения.
С другой особенностью Ферганской долины я столкнулся буквально воочию — это одно из самых густонаселенных мест планеты (примерно 200 человек на 1 кв. км). По этому показателю долина сегодня занимает десятое место в мире, а в недалеком будущем может войти в пятерку самых густонаселенных регионов. Люди кругом. Земли им не хватает. Работы тоже.
Бунтарству способствует и география, которая без особых проблем позволяет образовать здесь самостоятельное государство, на что, собственно, и указывают приверженцы создания исламского халифата. Кругом горы. Переваливаешь через них, спускаешься в долину — и очень быстро большой внешний мир становится виртуальным, как мираж в пустыне: то ли он есть, то ли его нет. Ферганскую долину с внешним миром связывают лишь несколько автодорог, проходящих через высокогорные перевалы. Во время беспорядков в узбекском Андижане в мае 2005 года экстремисты, например, намеревались взорвать туннель через перевал Камчик и таким образом отрезать Ферганскую долину от Ташкента.
В долине свой мир, и, попадая сюда, перестаешь верить, что там, за перевалами, есть другие власти, которые могут иметь здесь какие-то юридические права. В этом мире, по природным условиям, в общем-то, райском местечке, все очень непросто. С одной стороны, есть довольно очевидные вещи: безработица, нищета, скученность, физическая невозможность решить эти проблемы здесь и сейчас. А есть невероятно сложные элементы местной ситуации.
«В 1990 году, когда в Оше случился межнациональный конфликт между киргизами и узбеками, в Верховный Совет СССР поступило заявление от киргизских узбеков: мол, юг Киргизии исторически является местом проживания узбеков, но их интересы ущемляются. Необходимо создать узбекскую автономию в составе Киргизской ССР. А ведь тогда граница была условная, и все равно подняли этот вопрос. Сейчас где-то в глубине национальной памяти то противостояние осталось, затаилась обида у узбеков на киргизов, а у киргизов на узбеков», — объясняет одну из наиболее сложных для разрешения проблем декан исторического факультета Ошского государственного университета Жумали Адилбаев.
Так же остро противостояние между таджиками и киргизами, узбеками и таджиками. Таджики, например, считают себя наследниками династии саманидов, которая, по их мнению, сыграла решающую роль в формировании всей культуры этого региона. Узбеки тоже претендуют на цивилизаторскую роль. Они утверждают, что жили здесь еще в те века, когда киргизы бродили по Алтаю.
Помимо обид и чувства превосходства у каждого народа есть территориальные претензии. «Во времена Советов одно время Таджикистан был автономией в составе Узбекистана, а Казахстан и Киргизия входили в состав Российской Федерации. И когда от Узбекистана отделился Таджикистан, часть исконно таджикской территории, по мнению таджиков, осталась в составе Узбекистана», — говорит г-н Адилбаев.
Действительно, советские власти постарались разъединить народы так, чтобы они никогда не слились в «союз нерушимый», но и, сдерживая друг друга, не могли разбежаться в разные стороны. Достаточно взглянуть на политическую карту Ферганской долины. Такое впечатление, что границы между государствами проводил тяжело пьющий человек.
В общем, в этом местечке Азии ничто не способствует умиротворенности духа и все влечет сюда экстремистов. В настоящее время, по словам начальника управления Генеральной прокуратуры Киргизии Айбека Турганбаева, в Ферганской долине находится от 15 до 20 тысяч членов религиозно-экстремистских организаций. Ферганская почва благодатна для них. Она с избытком удобрена реальными и выдуманными обидами, предрассудками, заблуждениями и недоверием. Идеи халифата открыто проповедуются во многих киргизских мечетях и у многих встречают понимание. Спецслужбы не в состоянии отследить экстремистские высказывания священников. Все чаще звучат оскорбления, носящие этнический характер.
Глава Центра ОБСЕ в Киргизии Маркус Мюллер считает, что юг Киргизии находится «в шаге от межэтнических столкновений». Премьер-министр Киргизии Феликс Кулов также подтверждает, что, по данным киргизских спецслужб, «группа лиц из числа религиозных проповедников и сторонников экстремистских вооруженных формирований может попытаться разжечь в Ферганской долине межнациональный конфликт».
Символ опасности?
За несколько дней до моей поездки по Ферганской долине во дворе одного дома в Джалал-Абаде в ходе спецоперации Службы национальной безопасности Киргизии были обезврежены двое боевиков. Официальный Бишкек причисляет их к верхушке Исламского движения Узбекистана. Однако здесь, в этом дворе, я услышал совершенно неожиданную интерпретацию того события. Она состояла из двух частей. «Это была явная провокация», — звучала первая оценка, выданная 37−летним Бахтияром, моим гидом по местам антитеррористических операций, проведенных киргизскими службами безопасности в Джалал-Абаде. Уточню: провокация, устроенная спецслужбами. Вторую я потом слышал не раз, но от этого она не становилась менее неожиданной и в какой-то степени безумной: «Халифат, который якобы проповедует «Хизб ут-Тахрир», — это идея, выдуманная спецслужбами Узбекистана и Киргизии. Они хотят, чтобы в обществе сохранялось напряжение, и за счет этого душат любые оппозиционные проявления».
Насколько нужно не верить своим властям, чтобы поверить в то, что они способны на политику геноцида против собственного народа?
Сейчас в долине, во всех ее частях, исламскому экстремизму объявлена война. Наиболее решительно ее ведут в Узбекистане. Это уже привело к тому, что экстремисты потянулись в Киргизию, где власти пока отличаются большим либерализмом. Однако и здесь спецподразделения порой без раздумий открывают огонь на поражение при малейшем подозрении в причастности к международному терроризму и намерении оказать вооруженное сопротивление. Силы правопорядка на нервном взводе, население тоже. В любой момент прогноз Мюллера-Кулова может сбыться. «А когда мы начнем решать наши внутренние противоречия, ни Россия, ни Китай, ни Америка не помогут. Народы сами захотят выяснить отношения с теми, кто против них работает. Вот это опасно», — говорит Бахтияр.
Самое поразительное, что даже интеллектуал Жумали Адилбаев, не исключает конспирологическую так называемую теорию целенаправленности действий властей. «Вам не кажется, что демократия должна иметь свою силу напряжения? Общество должно иметь символ опасности, чтобы власть могла закручивать гайки, не боясь ответной реакции со стороны населения. И именно этим объясняются многие конфликты, которые происходят в Ферганской долине», — говорит он.
Адилбаев — ученый муж. Ему по статусу положено исследовать все вероятности. А вот губернатор Ошской области Киргизии Жанторо Сатыбалдиев — лицо, облеченное властью, теории ему чужды. «Экстремисты — силы реальные. Они оказывают реальное сопротивление. Они вооружены до зубов. «Хизб ут-Тахрир», партия у нас запрещенная, активизируется. Ваххабиты активизируются. Это связано с тем, что с 24 марта 2005 года, мы чисто политическими вопросами занимались. В это время на юге Киргизии активизировались криминальные элементы, а власть не показывала свою силу», — говорит г-н Сатыбалдиев.
Мост бед человеческих
Я далек от ученых споров и реальной политики. Я — журналист и, как акын, пою про то, что вижу. А вижу я искры. В неприметном городке Кара-Суу, что в тридцати километрах от Оша, они обжигают. Кара-Суу считается центром ваххабизма и противостояния официальным властям как Киргизии, так и Узбекистана. Граница между двумя государствами проходит по окраине этого города. Чудом не закончились столкновением с силами правопорядка похороны известного имама Мухаммадрафика Камалова, убитого в августе во время операции по захвату экстремистов. Настоятель крупнейшей в Ферганской долине Кара-Сууйской мечети почему-то оказался в одной машине с двумя боевиками. Похороны богослова вылились в многотысячную демонстрацию.
Да и чаепитие в чайхане с двумя аксакалами, сидевшими по соседству, быстро превратилось из приятного времяпрепровождения в осторожную игру слов: не скажет ли кто что-нибудь лишнего. Чтобы избавиться от непонятно откуда появившегося чувства страха, прощаюсь с аксакалами и иду на Кара-Сууйский оптовый базар, который помню по прошлым моим приездам. «Хочешь познать красоту Востока, приходи на восточный базар» — увы, эта сентенция уже не соответствует реальности. Тусклые краски, хмурые озабоченные лица продавцов, которые прежде могли одной улыбкой заставить тебя купить хурму или инжир, спешащие между рядами покупатели, ранее неторопливые и степенные… Я не узнал восточного базара. Он изменился.
Рынок в Кара-Суу, издревле известный как одна из торговых станций на Великом Шелковом пути, — и сегодня крупнейший оптовый рынок региона. Ежедневно сюда из Китая поступают тонны продукции, которая потом попадает в Узбекистан и Таджикистан. Ежемесячный оборот рынка превышает $200 миллионов, и это только по официальным данным. Теневой оборот, по признанию местных продавцов, как минимум в два раза больше.
Граница в ста метрах от базара. Прежде через нее вели несколько мостов. Год назад по предложению узбекских властей их закрыли, оставив лишь один. По нему ежедневно в обоих направлениях границу переходят по 15–20 тысяч человек. Эта гигантская людская масса чуть было меня не задавила, когда пограничники начали пропускать очередную партию людей. От участи быть затоптанным или в лучшем случае оказаться арестованным узбекскими военнослужащими на другой стороне реки меня спас габаритный киргизский пограничник, волнорезом рассекший толпу. Вытащив меня буквально за шиворот, он втолковал мне, что я зашел в режимную зону, где фотографировать и брать интервью запрещено, и что он надеется, что я сделал это по неведению. Я, конечно же, подтвердил правильность его догадки.
Интервью у торговки, вынырнувшей из режимной зоны, я уже брал, прижавшись к задней стенке одного из торговых контейнеров, чтобы никто не увидел.
«Мы с подругой приходим сюда каждый день. Доезжаем из Андижана до границы, переходим мост и затовариваемся, — с характерным акцентом говорит немолодая уже узбечка Дильноза. — Берем в основном бытовую технику или столовые приборы и перепродаем в Андижане. Навар маленький, но деваться некуда — другой работы нет». После вопроса о том, «как сейчас ситуация в Андижане», словоохотливая до этого Дильноза смолкает и уходит в сторону пограничного поста. «Они боятся, — объяснит мне потом шеф-повар одного из узбекских кафе в Оше. — Не так давно на рынке в Андижане продавцы побили и сдали милиционерам французского журналиста, который задавал, по их мнению, слишком много вопросов. Мирные жители боятся провокации». Вот тут-то я и вспомнил аксакалов в чайхане и понял, почему мне стало не по себе.
Жизнь на два государства
«Каждый из нас в Ферганской долине ставит собственные интересы во главу угла, — утверждает Жанторо Сатыбалдиев. — Сегодня у стран Ферганской долины политическое понимание необходимости добрососедства есть, а вот экономическое еще отстает. Я думаю, что должны открываться границы. Мы должны помнить, что по обе их стороны живут родственники, по воле судьбы оказавшиеся в суверенных государствах. Бывает, что дом стоит в одном государстве, а огород остался в другом. Чисто человеческие трагедии».
Надстроечная сущность политики, если отталкиваться от известного политэкономического определения, выпирала во всех моих беседах на ферганской земле. Каждый собеседник, говоря о добрососедстве, не имел в виду паритет и взаимовыгоду. Киргизия и Таджикистан, владеющие горными реками в их верховьях, могут регулировать поступление воды в низинную часть долины, в Узбекистан. И каждый год жители Ферганской долины становятся свидетелями торга. Бишкек уже несколько лет планирует ввести плату за воду, и лишь не просчитанные до конца последствия ответного демарша Узбекистана в виде отключения Киргизии от газовой трубы останавливают киргизские власти. Ташкент же пытается убедить Бишкек, что вода не тот ресурс, который может быть предметом торга.
Это — наверху, на уровне большой политики, а внизу, в народе, — огород в другом государстве. К сожалению, на киргизско-узбекскую границу, где я мог бы лично наблюдать «чисто человеческую трагедию», меня не повезли, сказав, что свой лимит удачи я уже исчерпал на кара-сууйском пограничном переходе и новая попытка побывать на границе без согласования с узбекской стороной может привести к серьезному международному инциденту. В качестве альтернативы мне предложили село с труднопроизносимым азиатским названием на стыке киргизской и таджикской границы.
Посидим, помолчим…
Ехать туда пришлось долго, но оно того стоило. Местный глава сельской управы торжественно подвел меня к незримой черте, которая проходит поперек главной сельской дороги, и сказал: «Вот она, граница». Я не менее торжественно поставил одну ногу на таджикскую землю, оставшись другой ногой в киргизской юрисдикции. Вокруг бегали ярко выраженные таджикские дети, мешавшие осознать величие момента. «Здесь граница не обустроена, — говорит местный житель Нигмат. — Этим, кстати, вовсю пользуются таджики, постепенно скупая дома в киргизской части села. А сами киргизы бегут отсюда в поисках лучшей доли или в Ош, или в Бишкек. Бросают свою землю, а потом жалуются, что кто-то прибирает ее к рукам».
«Ползучая экспансия», — неожиданно поражает меня политологическим термином присутствовавший при беседе сельский чиновник и добавляет, что уже устал бороться с ней. «Все равно рано или поздно село станет таджикским. Пусть оно не будет таковым с юридической точки зрения, но жить здесь будут одни таджики. Я не знаю, нравится мне это или нет, я просто принимаю подобное как должное», — завершил он.
…Перевал Тюя-Ашуу, самая высокая точка автодороги Ош-Бишкек, около четырех тысяч метров над уровнем моря. Горный ветер на высоте хорошо проветривает мозги — я вдруг опять ощутил, что мир, в сравнении с оставшейся внизу долиной, огромен, и тут же понял, что я не могу сказать, постиг ли я покинутую только что землю. Ее история обозначена средневековыми минаретами и древними городищами. Историки утверждают, что дамасскую сталь выплавляли именно здесь, а вовсе не в Дамаске, а один из местных владык основал царство Великих Моголов в Индии. Современность — слишком сумбурна и непоследовательна. Будущее непредсказуемо. Замысловатое сочетание трех стилей правления — по одному от каждого государства. Народ, который, по сути, живет взаперти, но не сильно переживает по этому поводу. Слишком много граней, в которых видна не только сила и притягательность Ферганской долины, но и ее слабость. Хоть обратно спускайся.
http://www.expert.ru/printissues/expert/2006/39/ferganskaya_dolina/