Любимица Фортуны
Встреча с Надеждой Ивановной Мадраимовой, пережившей в детстве блокаду Ленинграда, откладывалась несколько раз. «Ты уж прости, доченька, в майские праздники много приглашений, каждый день какие-нибудь мероприятия», - словно оправдывалась она. И уже при встрече призналась, что годы уже не те, устают старики быстро, хочется покоя.
Услышав просьбу рассказать о Великой Отечественной войне, Надежда Ивановна погрустнела. «Вроде, прошло 65 лет со дня ее окончания, а внутри все еще живут ужас, страх, горечь воспоминаний. Сейчас понимаю, что война отняла у нас счастливое детство, полноценную молодость», - со слезами на глазах признается она.
Война обрушилась на 11-летнюю девочку со всей жестокостью. Страшный гул приближающегося самолета она услышала, гуляя с подругами на даче в Сиверском. Сначала девочки подумали, что идут учения, но пулеметные очереди были самые что ни на есть настоящие. Девочку буквально парализовало, и она упала на землю. Слово «война», произнесенное тогда мамой, надолго осталось в ее памяти.
Вместе с мамой и 6-месячным братиком Надежда вернулась в Ленинград. «Город постоянно бомбили. Мы боялись оставаться дома. Появилась привычка смотреть в небо в ожидании очередного обстрела и сигнала воздушной сирены. Волосы вставали дыбом, когда в двух шагах от тебя замертво падали люди. Во время одной из бомбежек наш дом буквально раскололся надвое: половина, в которой была расположена наша квартира, осталась стоять, а вторая - просто рассыпалась», - вспоминает страшные годы блокадница.
Военный завод, на котором работал отец, перевели на казарменное положение. «Мы стали редко видеть его. Папа жалел нас, практически весь паек отдавал семье, а сам похудел до неузнаваемости. Долго это продолжаться не могло, и в 1942-м году он умер от истощения. Чтобы выжить, я устроилась на фабрику ткачихой. Мы выпускали материал для парашютов. Несмотря на то, что у меня еще не было паспорта, меня взяли: каждый кадр был ценен. Бывало в 2 смены приходилось стоять за станком. Росточка я была маленького и чтобы дотянуться до оборудования, под ноги мне подставляли ящики.
Перед смертью отец попросил маму во чтобы то ни стало увезти нас к бабушке с дедушкой, которые жили за городом Великие Луки. После смерти отца, когда жить совсем стало невмоготу, попытались прорваться через блокаду, но не удалось. И мы пешком отправились обратно в Ленинград. Мать стала стирать белье солдатам, я присматривала за братиком. Бывало часами стояла с ним в очереди за хлебом. А когда его не привозили, братишка аж надрывался от плача. Сердце разрывалось, но накормить было нечем. Я сама от слабости шаталась из стороны в сторону: падала, но вставала и снова шла», - говорит блокадница.
«Война всех людей проверила на надежность. Многие изменились в худшую сторону. Помню, как-то отправила меня мама к тетке, которая работала в солдатской столовой. Уже при входе я почувствовала дурманящий запах еды. Но тетя так ничего и не предложила мне. Уже дома вместе с мамой мы плакали от разочарования и обиды.
Правда, всегда с особой теплотой вспоминаю наших солдат, которые, несмотря на то, что сами голодали, всегда делились с детьми своим хлебом. Тогда для нас не было ничего вкуснее ржаного хлеба. А сейчас проходишь мимо мусорных свалок и видишь, как хлеб валяется. Выбросить его могут только слишком благополучные люди, которые не видели войны», - сокрушается Надежда Мадраимова.
Родилась в «рубашке»
Судьба оказалась благосклонной к Надежде Ивановне, из разных передряг ей удавалось выйти живой. «Как-то пошла, помню, за водой на Неву. Лед провалился, и я ушла под воду, - вспоминает она. - Слава богу, помогли добрые люди, вытащили, но пока я до дому добежала, промерзла до костей. А потом слегла, мама еле выходила. Чтобы хоть как-то согреть дом, в качестве топлива использовали мебель, обои, книги - все, что могло гореть».
Второй раз серьезная опасность подстерегала Надежду, когда в 43-м году их семье все-таки удалось вырваться из осажденного Ленинграда и попасть к бабушке. «Думали, хоть там поспокойнее будет, да не тут-то было. Немцы были повсюду, а люди прятались в лесах. Как-то бабушка отправила меня за водой. Подхожу к колодцу, набираю воду, смотрю - сапоги чьи-то. Поднимаю голову, стоит передо мной офицер. Немецкий. Думаю, ну все, вот и настал мой конец. Долго он на меня смотрел, потом вытащил фотографию своих детей и показывает, мол, у меня тоже дети есть. Я растерялась, а он подхватил мое ведро и донес до дома. Вот так мне повезло во второй раз!» - добавила блокадница.
«Винегрет» Надежды Мадраимовой
«В 1945 году я вернулась в уже освобожденный Ленинград. Устроилась на швейную фабрику, где проработала до 1952 года. Потом познакомилась с приезжим студентом из Киргизии. Помню, сначала удивило, что чернявого парня зовут Александром, но позже он признался, что настоящее его имя Турсунбай Мадраимов. Увлек он меня рассказами о Киргизии, о том, что много там арбузов, дынь, в общем, соблазнил и увез в далекие края», - смеется Надежда Ивановна, вспоминая молодые годы.
Первое время девушке из северной столицы было нелегко. «Менталитет тут совсем другой, обычаи, язык. Помню, пришел как-то к нам друг мужа, тот меня за водкой в магазин отправил. Продавец говорит мне, что арак есть. А я-то не знала тогда, что арак - это и есть водка, ну и вернулась с пустыми руками. Домой прихожу, говорю, водки нет, есть только арак. Долго тогда смеялись мои близкие, объясняя, что это одно и то же. Ну это мелочи. Труднее всего было преодолеть недоверие родственников мужа. Заслужить уважение и любовь удалось только спустя годы. Поняла, наверное, моя новая родня, что зла во мне не было, война научила терпению и состраданию. Так мы и прожили более 35 лет, у нас двое детей, четверо внуков, пятеро правнуков. Богатая я. А семья у меня интернациональная: муж узбек, сын женился на хохлушке, дочь вышла замуж за казаха, внучка - за уйгура. В общем, винегрет получился», - улыбается Надежда Ивановна.
...А еще оказалось, что собеседница моя очень суеверная. Приглашали ее съездить в Ленинград на празднование 9 Мая, но Надежда Мадраимова отказалась. «Годы уже не те, тяжело переносить перелеты. Есть и еще одна причина: гадалка нагадала, что ежели поеду на родину, то останусь там навсегда. Испугалась я. Еще хочется пожить в кругу близких, в родном Кыргызстане», - добавила она...
