14:28
USD 89.47
EUR 96.56
RUB 0.97
Про кино

Ардак Амиркулов: «Прощай, Гульсары!» Чингиза Айтматова - сага о последнем кочевнике

II Иссык-Кульский международный кинофестиваль стран ШОС, посвященный памяти великого писателя Чингиза Айтматова, открывала картина, снятая по его повести «Прощай, Гульсары!». Лента стала победителем недавно прошедшего в соседнем Казахстане юбилейного кинофестиваля «Евразия».

 

ИА «24.kg» воспользовалось возможностью побеседовать с режиссером картины Ардаком Амиркуловым о жанре романтического реализма, многоженстве, экономической арифметике и многом другом.

 

- Как, на ваш взгляд, прошла премьера картины в Кыргызстане?

 

- Мы показали фестивальную версию. А официальная премьера «Прощай, Гульсары!» состоится 6 ноября 2008 года в Казахстане.

 

- А в Кыргызстане фильм тоже выйдет в широкий прокат?

 

- Это во многом зависит от ваших дистрибьюторов и прокатчиков. Но, во-первых, картину мы снимали для зрителей. Эта картина и про нас, казахов, и про кыргызов. Повесть написана кыргызским писателем, в главной роли - кыргызский актер (Догдурбек Кыдыралиев. – Прим. ИА «24.kg»), все снималось в Казахстане. Это близко и нашим, и вашим зрителям.

 

- Судьба фильма складывается пока весьма неплохо – вы получили Гран-при на «Евразии» (на II Иссык-Кульском кинофестивале картина взяла приз за лучшую режиссуру и за лучшую мужскую роль. – Прим. ИА «24.kg»). А как вы сами оцениваете свою работу?

 

- Лента адресована зрителям именно нашего региона, нашим степным народностям. Но мне кажется, что когда съемки картины заканчиваются, ты уже можешь рассуждать, судить и оценивать самого себя, находить какие-то ошибки. Потому что судить легко. И себя судить, и коллег, а делать трудно.

 

- А почему для экранизации вы выбрали именно «Прощай, Гульсары!»?

 

- Во-первых, мы с Чингизом Торекуловичем уже давно планировали вместе снимать картину по его произведениям. Еще в 1997 году, вручая мне приз за фильм «Абай. Молодые годы», он говорил, что здорово было бы снять «Буранный полустанок». Я ему ответил, что это большой роман и сложно адекватно перевести его на экранный язык. Поэтому и выбрал повесть.

 

Мне кажется, что она очень «киношная» и достаточно короткая. Во-вторых, как мне кажется, это произведение стоит особняком в творчестве Чингиза Айтматова. Лично для меня это сага о последнем кочевнике. Танабай – герой с психологией и мировоззрением кочевника - вдруг встречается с новой для него идеологией коммунизма - всеобщего счастья. Это его и окрыляет, и в то же время губит. На примере Танабая автор показал, как пострадало огромное число людей, как идеология ломала культуру. Думаю, что именно это было важно в произведениях Чингиза Айтматова.

 

- А возникали сложности при съемках с лошадьми? Они сами готовы были играть?

 

- (Смеется). На самом деле лошадьми я занимаюсь давно, у меня есть завод. Я знаю их привычки, как и на что они реагируют. Мы просто давали им возможность проявлять свои инстинкты. Поэтому, в принципе, было не так сложно, как обычно бывает при работе с животными.

 

У Чингиза Айтматова написано, что лошадь там что-то чувствовала, влечение к какой-то кобылице, ну как у людей практически. Но у животных так, к сожалению, не бывает. Поэтому мы, можно сказать, уменьшили поэтическую часть, связанную с образом Гульсары, как бы приземлили ее что ли.

 

- А вы не боитесь обвинений в излишнем натурализме?

 

- Да вы что?! (искренне удивляясь)

 

- Нет, ну в некоторых местах, допустим, сцены рождения ягнят и так далее…

 

- Вообще-то, я считаю, это единственная картина, где у меня этого натурализма практически и нет.

 

- Ах, даже так?

 

- А вы «Гибель Отрара» посмотрите… Вообще я снимал «Прощай, Гульсары!» в жанре романтического реализма. В этом стиле писал и Чингиз Айтматов. В кинематографе данный жанр почему-то забыт. Раньше было много таких фильмов, снятых в Советском Союзе и в Америке. А сейчас в США вообще перестали снимать в этом жанре. По-моему последний, кто снимал такие фильмы, был Серджо Леоне, его фильм «Однажды в Америке», например.

 

Я думаю, что это вообще очень благодатный жанр для кинематографа. А вот «Гибель Отрара» снят в жанре гиперреализма, который требует именно того натурализма, о котором вы говорите. Там, например, присутствует сцена, где язык отрезают. Помню даже как-то в «Нью-Йорк таймс» написали, что у меня натурализм граничит с цинизмом. На самом деле это не так. А в «Прощай, Гульсары!» у меня мало натурализма, его практически и нет. Но для реальности картины он необходим. Вы, наверное, имеете в виду ту сцену, когда в табун возвращается жеребец? Вам не понравилось?

 

- Я этого не говорю. Но в Бишкеке, где половину зрительного зала составляла молодежь, была бурная реакция именно в эти моменты. То есть основные вехи жизни Танабая - исключение из партии, потеря партбилета и прочее - для молодых, родившихся уже чуть позже, видимо, не так понятны. И не было ли изначально такой мысли, что эти моменты должны сработать в молодежной аудитории?

 

- Нет, это исключено. Потому что когда ты снимаешь кино, то, наверное, руководствуешься какими-то внутренними ощущениями. В них есть и твой цензор, и твой художественный максимализм, который может какие-то вещи включать или исключать. И только когда ты чувствуешь, что сцена необходима в ткани картины, - снимаешь ее. Мне кажется, что эти сцены из картины не выбиваются.

 

- То есть органично вписываются?

 

- Вполне. И это сделано не для того, чтобы произвести эффект. Например, в картине подспудно проходит мысль, которая многим женщинам не нравится, - о многоженстве. Я вообще в последнее время стал все больше про это думать и говорить, и не потому, что я стал старым или взрослым (смеется). Во-первых, нас, казахов, очень мало. Ну почему нас хотя бы не 50 миллионов? Тогда все было бы иначе, все! Другая была бы культура, кино, бизнес-отношения и так далее. Это одна сторона. Второе – в последнее время правовые отношения все больше заменяют те моральные устои, которые у нас были. Наверное, это правильно. Но не дай Бог, мы доживем до такого правового государства, где начнем говорить: «Давайте будем защищать сексуальные меньшинства и начнем мужики на мужиках, а женщины на женщинах жениться». Нас еще меньше будет!

 

Думаю, природа создала мужчину полигамным, а женщину моногамной из-за необходимости выживания вида, а не по глупости. Мужчина, естественно, через женщину может создать сотни и сотни себе подобных. А женщина примерно десятерых, ну, наверное, это максимум, на который ее организм способен. И, наверное, природа думала об этом, когда создавала человека…

 

И поэтому сцена с лошадью как бы дополняет, скажем, мужскую составляющую Танабая. Мы не можем его показать в откровенных сценах - жанр картины не позволяет. Но Гульсары становится как бы продолжением Танабая. Помните, когда жеребца оскопили, герой, лишившись партбилета, говорит: «Теперь и меня кастрировали». Но специально я этого не акцентировал. Я понимал, что это должно остаться намеком, и какой-то прямой связи между этими событиями нет…

 

Мне кажется, то ощущение натурализма, о котором вы говорите, вполне естественно. Но это не ради эффекта, снимать надо так, чтобы зритель верил в происходящие события.  

 

На церемонии открытия фестиваля

 

Ардак Амиркулов с Догдурбеком Кыдыралиевым

 

 

Бизнес