Через несколько дней в Каннах начнется 60-й кинофестиваль - юбилейный. В его программе наряду с работами Эмира Кустурицы, Вонга Кар-Вая, Квентина Тарантино, Дэвида Финчера и Гаса Ван Сента заявлена лента кыргызского режиссера Эрнеста Абдыжапарова «Боз салкын». Перед отлетом Эрнест Абдыжапаров рассказал ИА «24.kg» о том, как во сне у него рождаются фильмы, о Луи Армстронге, Эдит Пиаф, Элвисе Пресли и настоящих политиках.
- Какие у вас ощущения перед фестивалем?
- Сейчас сплошные обыденные хлопоты: необходимо поменять паспорт, а времени на это не хватает. Еще надо заказать смокинг - без него меня на фестиваль не пустят.
То, что «Боз салкын» покажут в Каннах, - огромная победа и ответственность. Но особой эйфории я не ощущаю. Работа проделана очень большая, мы вложили в «Боз салкын», наверное, целую жизнь. Я не считаю, что это подарок судьбы, фильм заслужил поездку в Канны.
В Бишкеке, да и вообще в Кыргызстане все очень скромно и просто. В Казахстане или России это событие сопровождалось бы мощным антуражем, пафосом… Мы, наверное, богемны своей простотой. Здесь можно чувствовать себя особенным. Быть причисленным не к той придуманной богеме, которая «наворачивается» журналистскими слухами, а к той, где чувствуешь себя полноценным человеком.
- Говорят, вам приснился сюжет фильма…
- Да. Я уже не помню, когда это было, но в то время я еще работал учителем в Сары-Джазе. Сон был про двух чабанов. Они спускались на лошадях со своих пастбищ, затем в каком-то селе обмывали эту встречу и сильно напились. Поскольку чабаны уже ничего не соображали, они случайно поменялись лошадьми. Животные, конечно же, помнили дорогу каждая к своему пастбищу и привезли всадников в чужие дома. Получилось, что чабаны поменялись не только лошадьми, но и женами и всем остальным.
Потом я уже сочинил все остальное. Мне была необходима история любви, поэтому я придумал события, предшествовавшие встрече чабанов, их отношения и т.д. Добавил чуть—чуть личных переживаний и жизненного опыта. Так получился «Боз салкын».
- Какое кино повлияло на вас?
- На меня повлиял советский кинематограф - тогда вообще он переживал бум - и, конечно, отечественные ленты, которые называют «кыргызским чудом». Эта школа во мне превалирует. «Небо нашего детства» Толомуша Океева, «Белый пароход» Болота Шамшиева, «Материнское поле» Геннадия Базарова, огромный пласт документального кино. Знаменитых Кустурицу или Ким Ки-Дука я увидел гораздо позже.
То поколение, которое пришло в кино в 1990-е годы, испытало мощное влияние Андрея Тарковского - мы все были больны его стилистикой - и казахской новой волны второй половины 1980-х годов – та же «Игла» Рашида Нугманова.
«Сталкер» Андрея Тарковского – фильм, который перевернул мой мир. Посмотрев его, я испытал огромное потрясение, три года наяву и во сне жил этой картиной. То же самое могу сказать про «Скромное обаяние буржуазии» Луиса Бунюэля. Всегда со слезами на глазах смотрю «Небо нашего детства» Толомуша Океева.
- А Голливуд?
- Было время, когда я очень негативно относился к Голливуду. Он казался мне инструментом оболванивания. Потом у меня поменялось мнение. Есть много голливудских фильмов, которые пытаются привить зрителям более высокие ценности. Например, фильм «Куда приводят мечты». Это удивительная картина. Путешествие по этому миру, аду, раю. Мне вообще близка религиозная философия. Я думаю, мы могли бы поучиться у Голливуда качеству фильмов, техническому мастерству, силе воздействия на аудиторию. Сидеть в башне из слоновой кости и изображать непризнанных гениев – это ни к чему не приведет. Надо брать инициативу в свои руки и продвигать собственные духовные ценности. Я убежден, что мы готовы к такого рода экспансии.
- До того как стать кинорежиссером, вы были музыкантом…
- В молодости я играл в вокально-инструментальном ансамбле на ударных и до сих пор слушаю The Beatles. Но у меня другая закваска. Певицей номер один и королевой эстрады я считаю Эдит Пиаф. Мне достаточно было услышать один раз Луи Армстронга, чтобы влюбиться в его голос. Еще мне по душе Элвис Пресли. Этим пока ограничиваюсь.
То, что звучит сегодня, я могу понять, могу слушать, могу как-то использовать. Но мой музыкальный мир - в этих трех именах: Эдит Пиаф, Армстронг и Элвис.
В своих фильмах всю музыкальную часть я беру на себя. Даже там, где нет собственно музыки, все шорохи-скрипы и диалоги выстраиваю по своим канонам. В «Айыл окмоту» и «Боз салкын» звучат мои песни.
- Вас сравнивают с другими режиссерами?
- Я не знаю, можно ли сравнивать одного режиссера с другим. Хотя… Когда Эмиру Кустурице сказали, что его работы напоминают фильмы Федерико Феллини, он заметил, что если Феллини – это доброе хорошее вино, то сам Кустурица – это крепкий бренди. Если продолжить этот ряд, то «Боз салкын» - это мягкий сладкий кумыс.
- Про вас можно сказать, что вы с одинаковым вниманием относитесь и к малознакомым людям, и к знаменитостям…
- Это не специальная философия, это образ жизни. Как у буддистов: обращайся с окружающими так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. С другой стороны, чтобы жить комфортно в каком-то обществе, надо знать и понимать его. Это исходит не столько лично от меня, а скорее обусловлено нашими традициями. Ведь у кыргызов в крови живет память об огромных потрясениях, разрушениях, войнах. Видимо, отсюда и идет обычай не расспрашивать с ходу незнакомца. Его обхаживают, садят на почетное место, поят, кормят, он отдыхает. Только потом его спрашивают, кто он, откуда и с чем пришел. Наверное, только так можно было сосуществовать с нашими весьма агрессивными соседями и отвоевать эту прекрасную землю. Если подчеркивать только свою значимость, недолог будет не только творческий, но и твой жизненный путь.
- А как вы относитесь к молодым режиссерам?
- Я никогда не навязываю им свою точку зрения, свою философию, не учу, как снимать, как монтировать и как работать с актерами. Это совершенно чуждо для меня. Я пытаюсь создать такие условия, чтобы они нашли себя, свой способ показать этот мир зрителям. Обучить ремеслу невозможно. Стиль, навык – все это вырабатывается со временем.
- Вы интересуетесь политикой?
- Есть такое определение: политика – это образ действия для достижения конкретной цели. Когда мы говорим о взаимоотношениях с людьми, то думаем: а что мы хотим от этого человека? Если касаемся большой политики, то мыслим так: что необходимо человечеству, чтобы выжить в глобальном смысле? Если говорим про Кыргызстан, то задаемся вопросом, а что же сделано теми людьми, которые взяли на себя ответственность вывести страну из кризиса. Наши политики даже не знают значения слова «политика». Они считают, что достаточно занять какое-то кресло или стать депутатом, выступить с критикой президента или парламента, и это уже является политикой. На самом деле это далеко не так.
Настоящими политиками сегодня являются рядовые люди. Тот же фермер, который обрабатывает землю и этим кормит семью, или предприниматель, который, рискуя всем своим капиталом, делает бизнес, - вот они настоящие политики. Потому что делают что-то для достижения определенной цели.
- Для вас важна реакция зрителей?
- Очень. Последние годы я делаю кино именно для них. Я не хочу один смотреть свои фильмы. Я их тысячу раз видел, когда монтировал-перемонтировал. Но как только я сажусь в зрительный зал, получаю огромное удовольствие. От реакции людей, их смеха, сопереживания героям фильма. Когда зрители рукоплещут, я считаю, что добился своей цели, потому что получил у них какой-то отклик. Для меня это очень важно.